Молодая лэди сла подл мистера Дунса, прихлебнула немного изъ стакана, лукаво взглянула на мистера Дунса, потомъ отвернулась и вообще вела себя такъ очаровательно, что мистеръ Дунсъ невольно вспомнилъ о той счастливой пор, когда изъ впервые влюбился въ первую свою жену. Вслдствіе этого воспоминанія, мистеръ Джонъ Дунсъ ршился сдлать обворожительной собесдниц нсколько вопросовъ, цлію которыхъ было узнать, имла ли она, расположеніе къ замужней жизни. Молодая лэди спокойно отвчала, что она не иметъ къ этому ни малйшаго расположенія, что она очень не любитъ мужчинъ за ихъ непостоянство. Мистеръ Дунсъ сдлалъ возраженіе, что, вроятно, подобное мнніе распространяется на однихъ только молодыхъ людей; при этомъ дама раскраснлась, (по крайней мр она сказала, что мистеръ Дунсъ заставляетъ ее краснть, и потому, вроятно, покраснла), а мистеръ Дунсъ выпилъ длинный глотокъ любимаго напитка и продолжалъ наслаждаться имъ довольно долго, между-тмъ какъ молодая лэди безпрестанно повторяла: „нтъ, довольно, благодарю васъ“. Наконецъ Джонъ Дунсъ отправился домой. Въ теченіе ночи сонъ его былъ очень тревоженъ; ему безпрестанно снились то первая его жена, то будущая вторая жена, то куропатки, то устрицы, то грогъ, и все это покрылось обворожительнымъ свтомъ безкорыстной любви.
На другое утро Джонъ Дунсъ чувствовалъ лихорадочное состояніе; вроятно, это происходило отъ излишняго и непривычнаго употребленія грогу, и частію для того чтобы освжить себя устрицами, а частію и для того, чтобы узнать, не остался ли долженъ за вчерашнія устрицы, онъ отправился въ туже устричную лавку. Если молодая лэди показалась прекрасною при газовомъ освщеніи, то при дневномъ свт она была въ тысячу разъ прекрасне; вотъ съ этой-то поры и сдлался въ душ Дунса и в голов его изумительный переворотъ. Онъ купилъ новыя булавки на манишку; надлъ блестящее кольцо на средній палецъ; читалъ стихи; условился съ дешевымъ живописцемъ изобразить свою физіономію въ миніатюр, но такъ, чтобы она имла сходство съ наружностью юноши, чтобы надъ головой его висла драпировка, чтобы на заднемъ план усматривалось шесть огромныхъ томовъ, и чтобы въ сторон виднлся сельскій видъ; въ дом у себя онъ поступалъ невыносимымъ образомъ, такъ что три сестрицы его принуждены были выхать… Короче сказать, мистеръ Дунсъ велъ себя во всхъ отношеніяхъ хуже всякаго изъ старыхъ малыхъ.
Что касается до его старыхъ друзей, другихъ старыхъ малыхъ въ его любимой таверн, то онъ отошелъ отъ нихъ самымъ незамтнымъ образомъ. Каждый разъ, какъ онъ являлся къ нимъ, Джонсъ — этотъ старый насмшникъ Джонсъ — какъ вампиръ впивался, въ него съ вопросами, выводилъ изъ его отвтовъ оскорбительныя заключенія, отъ которыхъ хохоталъ не только одинъ Харрисъ, но и Джэннингсъ. Поэтому Джонъ Дунсъ ршился навсегда прекратить съ ними всякія сношенія и привязался исключительно къ голубой лэди въ великолпной устричной лавк.
Въ заключеніе всего слдуетъ мораль — не подумайте, что изъ этого разсказа нельзя вывести нравоученія. Упомянутая молодая лэди сначала извлекла вс выгоды, какія только можно было извлечь изъ привязанности Джона Дунсаа, а потомъ не только отказала ему въ лестномъ предложеніи, но на отрзъ объявила ему, что «ни за какія сокровища не выйдетъ за него!» мы употребляемъ здсь ея собственныя слова. И такимъ образомъ Джонъ Дунсъ, потерявъ своихъ друзей сдлался посмшищемъ для каждаго. Впослдствіи онъ длалъ предложенія молодай учительниц, пожилой хозяйк дома, старой табачной лавочниц, и вс безуспшно. Теперь его можно причислить къ самому старому разряду старыхъ малыхъ, которымъ онъ служитъ живымъ примромъ отвергнутой любви.
VI. ДЖЕНТЛЬМЕНЫ-ОБОРВАНЦЫ
Скажите, какимъ образомъ можно объяснить довольно странное обстоятельство, что нкоторые классы людей, повидимому, принадлежатъ единственно Лондону. Кром Лондона вы ршительно нигд ихъ не встртите; какъ будто лондонская почва служитъ разсадникомъ для нихъ, и какъ будто они вмст съ вчными туманами и закоптлыми зданіями составляютъ исключительную принадлежность Лондона. Мы могли бы пояснить это замчаніе множествомъ примровъ, и въ настоящемъ скицц ограничиться тмъ, что представимъ для образца одинъ только классъ, который такъ врно и такъ выразительно опредляется названіемъ «shabby-genleelmen», или оборванныхъ джентльменовъ.
Конечно, кто не согласится, что оборванныя люди встрчаются повсюду, а что джентльмены не принадлежатъ къ числу рзкостей и мн предловъ Лондона, — но соединеніе этихъ двухъ качествъ въ одно составляетъ, по нашему мннію, не отъемлемую принадлежность нашей столицы, — все равно какъ монументъ на Чарингъ-Кросс или какъ фонтанъ и бассейнъ у Алдгэта. И что еще замчательно — это сложное качество относится до однихъ только мужчинъ; женщина бываетъ или оборвана и грязна до крайности, или опрятна и внушаетъ уваженіе, хотя бы нищета сдлала сильный отпечатокъ во всей ея наружности. Бдный человкъ, который какъ говорится, «видлъ лучшіе дни», обнаруживаетъ странное соединеніе неопрятности и жалкаго стремленія къ смшному щегольству.