Очерки лондонских нравов (старая орфография)

Для лучшаго понятія мы постараемся другими словами объяснить названіе, которое мы придали этой стать. Если вамъ случится встртить человка, который безпечно шатается по Друри-лэну или стоитъ прижавшись спиной къ деревянной стойк на Лонгъ-акр — если вы увидите; что руки его опущены въ карманы широкихъ брюкъ, украшенныхъ пятнами, и замтите, что эти широкіе брюки обильны сальными пятнами, что на мужчин надтъ коричневый фракъ съ блестящими пуговицами, что измятая шляпа его нахлобучена на правый глазъ, — то совтую вамъ не жалть такого человка. Онъ принадлежитъ къ разряду оборванцевъ, но не къ разряду джентльменовъ. Этотъ человкъ любитъ посщать грязныя гостинницы, любятъ заглядывать въ дешевые театры, питаетъ закоренлую симпатію къ дльнымъ занятіямъ и находится въ таинственныхъ сношеніяхъ съ любителями чужой собственности. Ни если вы увидите въ толп другого человка, лтъ сорока или пятидесяти отъ роду, который торопливо пробирается по самому краю тротуара, если вы замтите, что этотъ человкъ завернутъ въ изношенную пару платья, изъ которой фракъ мстами блеститъ, какъ полъ, натертый воскомъ, а брюки туго затянуты штрипками, частію для того, чтобы придать фасонъ этому наряду, а частично и для того, чтобы изношенныя башмаки крпче держались на ногахъ, — если вы замтите, что его не желтовато-блый шейный платокъ тщательно зашпиленъ булавкой, для того, чтобы прикрытъ лохмотья нижней одежды и что руки его всунуты въ остатки лайковыхъ перчатокъ, — то смло можете считать такого человка за джентльмена-оборванца. Одинъ взглядъ на печальное лицо этого человка, на робкое сознаніе своей нищеты, которая отражается въ его лиц, мгновенно пробуждаетъ въ нашей душ чувство состраданія, — въ ваше сердце западаетъ глубокая грусть.

Однажды мы встртились съ подобнымъ человкомъ, и какъ бы мы думали, онъ цлый день мерещился намъ въ глазахъ и цлую ночь грезился на сн. Человкъ, о которомъ Вальтеръ Скоттъ говоритъ въ своей демонологіи, и въ половину не вынесъ того отъ воображаемаго джентльмена въ черной бархатной мантія, сколько мы перечувствовали въ душ съ минуты нашей встрчи съ джентльменомъ въ описанномъ наряд. Въ первый разъ онъ обратилъ на себя наше вниманіе тмъ, что расположился противъ насъ за чтеніе въ Британскомъ Музеум. И что еще замчательно, передъ этимъ человкомъ лежали дв оборванныя книги, два старые фоліянта, съ мдными застежками, въ грязныхъ и мстами проточенныхъ молью обложкахъ, которыя въ свое время, вроятно, считались щегольскими. Онъ являлся въ Музеумъ каждое утро аккуратно съ послдней секундой десятаго часа, выходилъ изъ Музеума самымъ послднимъ и при этомъ случа принималъ на себя видъ человка, который не зналъ, гд ему пріютиться отъ холода и непогоды въ теченіе остального дня. Сидлъ онъ всегда плотно прижавшись къ столу, для того, чтобы скрыть недостатокъ пуговицъ на фрак, и обыкновенно заботливо приставлялъ книгу къ ногамъ, гд, какъ онъ расчитывалъ, шляпа его безопасно могла скрываться отъ любопытныхъ и нескромныхъ взглядовъ.

Около двухъ часовъ вы всегда увидите, что онъ жуетъ французскій хлбъ или грошовую булку; — не вынимая ея изъ кармана сразу, какъ обыкновенно поступаетъ тотъ, кто хочетъ завтракать, но отщипываетъ въ карман кусочки и съдаетъ украдкой. Онъ зналъ также, что въ этой булк заключался весь его обдъ.

При первой встрч нашей съ этимъ жалкимъ предметомъ мы тогда же подумали, что для его наряда не предстояло ни какой возможности сдлаться хуже. Мы даже ршили расчитывать на вроятность, что этотъ человкъ въ скоромъ времени покажется въ новой подержанной одежд. Но какъ мы сильно ошибались! джентльменъ этотъ съ каждымъ днемъ становился боле и боле оборваннымъ. Пуговицы одна за одной отстали отъ его жилета; онъ началъ застегивалъ фракъ, и когда одна сторона фрака доведена была до того же состоянія, въ которомъ находился жилетъ, застегиванье перешло на другую сторону. Въ начал каждой недли наружность его казалась нсколько получше, и это измненіе происходило оттого, что шейный его платокъ, хотя и удерживалъ за собой прежнюю желтизну, но уже не былъ такимъ грязнымъ; къ тому же много выигрывали вновь натянутые штрипки и заштопанныя перчатки. Въ этомъ положеніи онъ оставался недли съ дв. Наконецъ одна изъ пуговицъ на фалдахъ его фрака отвалилась, а вмст съ этимъ несчастіемъ исчезъ и самъ человкъ. Мы уже начали считать его умершимъ.