Очерки по русской литературной и музыкальной культуре

«Писаная торба» – это сатира на империализм и на мошенничество в торговле. Написанная на излете 1920-х годов, она во многих отношениях отражает противоречивые течения в уже исчерпавшем себя нэпе. Высмеивая торгашество и эксплуатацию людей, пьеса заставляет вспомнить гоголевские вариации у Булгакова – его повесть «Похождения Чичикова», написанную в 1922 году, и инсценировку для театральной сцены и кино «Мертвых душ», осуществленную в начале 1930-х годов. По карикатурной трактовке империалистических амбиций «Писаную торбу» можно сопоставить с булгаковским «Багровым островом», метатеатральной пьесой, поставленной Московским камерным театром в 1928 году. В «Писаной торбе» также встречаются приемы, использованные Кржижановским в его собственной первой инсценировке, созданной по роману Г. К. Честертона «Человек, который был Четвергом: ночной кошмар» для Камерного театра в 1923 году[392]. Исполненный хитросплетений роман Честертона, совмещающий в себе антианархистский шпионский триллер с иудаистско-христианской библейской аллегорией, был должным образом очищен Кржижановским от религиозного подтекста и переделан в детективную историю, насыщенную стремительными сценами погони в духе раннего кинематографа, разыгрывающимися на фоне сложных механизированных конструктивистских декораций[393]. И успешная инсценировка «Четверга» 1923 года, и невостребованная «Писаная торба» 1930 года свидетельствуют о том, что Кржижановский пытался творить по идеологическим лекалам своего времени. Одним из подобных марксистских лекал явился в высшей степени популярный «Красный Пинкертон», в котором экзотический приключенческий сюжет и приемы западной детективной прозы сочетались с правильной коммунистической развязкой: всемирная борьба пролетариата с капиталистами, в которой обе стороны в равной степени проявляли изобретательность, разворачивалась в фабулу, насыщенную мистификациями, но неизменно завершающуюся триумфом рабочего класса[394]. Кржижановский, знакомый с техническими новинками сценографии, мог удачно приспособить эти сюжеты для сценического воплощения или экранизации[395].

Как и современные им гоголевские вариации Булгакова, сценарии и пьесы Кржижановского, хотя и часто оставались невостребованными, в принципе не были антисоветскими. На первый взгляд «Писаная торба» могла бы восприниматься даже как лояльная по отношению к большевистскому государству. Объектом сатиры избрано социальное или политическое зло; русским удается перехитрить капиталистических врагов; злодей, казалось бы безмерно богатый, вероломный и связанный с мировым империализмом, теряет сделку и оказывается опозоренным. Однако любовь Кржижановского к игре слов и философскому парадоксу быстро превращает прямолинейные авантюрные темы в фантастические, аллегорические, двусмысленные. Сама по себе эта интонация не была диссидентской; пожалуй, она почти соответствовала доминантной. «Пинкертонизм» всегда характеризовался преобладанием пародии – на все, включая буржуазных мастеров литературы (Жюль Верн, Артур Конан Дойл, Герберт Уэллс), которых он передразнивал. Но «Писаная торба» ломает и эти границы. Ее герои оказываются не честными рабочими-пролетариями, как в каноническом «Красном Пинкертоне», но дураками. Кржижановский внимательно наблюдал этот многоликий социальный тип. Среди заключенных с ним в 1930-х годах контрактов есть несколько договоров с Детским театром, и в одном из них указывается комедия под названием «Четвертый дурак»[396]. Дурак традиционно любим в русском фольклоре: это мудрец, ловкач, лентяй, явный неудачник, который в конце концов каким-то образом оказывается абсолютным победителем. В «Писаной торбе» Кржижановский предлагает интересные вариации на эту тему, тщательно уравновешивая каждый парадокс безупречно правильным политическим лозунгом.

Действие пьесы происходит в начале 1920-х годов. Европейский торговый центр обсуждает российский экспорт с представителями советской внешней торговли. Европейцы хотят получить (как веками хотели получать от евроазиатского Востока) пшеницу, меха, икру, нефть, фосфорные удобрения, но предприимчивый нэповский чиновник убеждает западных бизнесменов, что на самом деле от России им требуются дураки. По всему миру происходит рост культурности, следовательно, отдельные дураки постепенно вымирают. Но процветают дурацкие институты – парламенты, институт частной собственности. Если у вас демократический фасад, объясняет нэповский чиновник, вам на Западе нужны наши дураки, потому что только дураки будут голосовать за вас на выборах. Что произошло бы, если бы ваш рабочий класс внезапно поумнел в результате образования и воспитания? Кризис бездурачья, этот самый опасный дефицит, положил бы конец капиталистической системе.