Очерки поэтики и риторики архитектуры

Главное отличие Шарлоттенхофа от виллы Ротонда и Малого Трианона заключается в том, что здесь при обходе здания, самого по себе симметричного, оказывается, что оно образует разнообразные сочетания с архитектурными формами – экседрой, перголой, подпорной стеной террасы, бассейном, травяным откосом. В череду сменяющихся впечатлений включается и купол далекого Нового дворца. Симметрия потеряла здесь роль господствующего начала. Сочетания архитектурных форм перестают быть чисто формальными. Они вступают друг с другом во взаимоотношения, напоминающие общение живых существ.

Планировка виллы – итальянского типа, ибо из той части парка, откуда к ней подъезжают, можно по внутренней лестнице подняться в приватную часть – на террасу. Этот переход заставляет остро почувствовать разницу между публичной и приватной зонами, отделанными и обставленными вплоть до мелочей по проектам Шинкеля.

Лестница с двумя симметричными маршами в вестибюле двухэтажной высоты выглядит холодно, чопорно. Блеклые цвета, камень, бронза, позолота, струи фонтана, мраморные тондо Торвальдсена «День» и «Ночь». Над дверьми – витраж Шинкеля со звездами на синем фоне: намек на его оформление сцены с арией Царицы Ночи во втором акте «Волшебной флейты» Моцарта425.

Взойдя по лестнице и переступив порог Большой гостиной, оказываешься в другом мире. Дощатый пол, который был бы немыслим в дворцовом зале, уравнивает в статусе кронпринца с любым посетителем виллы. Стены, окантованные по периметру тонким бронзированным профилем, – совершенно гладкие, белые. Вместо рельефного или живописного декора на них, как ни удивительно, висят репродукции – большие слегка подцвеченные гравюры с образцами гротесков. Они заключены под стекла с медными обрамлениями и помещены вплотную друг к другу. Будь это оригинальные декоративные панно, на них не обращали бы внимания. Но репродукция всегда воспринимается как сообщение о чем-то заслуживающем внимания в силу ли ценности оригинала или же в качестве образца для практического применения. К тому же гравюра – не просто декоративное пятно: воспроизводя мелкие подробности, она тем самым предлагает разглядывать их. Возникает экспозиционный эффект. В угловых нишах на фоне ярко-красных складчатых драпировок под ярко-синими, усеянными золотыми звездами конхами стоят беломраморные статуи Давида и Гиацинта. Два прямоугольных и два круглых стола ненавязчиво разделяли компанию гостей на маленькие группы. Места для танцев нет. Стены соседних комнат, расходящихся анфиладами на север и юг, окрашены в контрастные теплые или холодные тона.

Трудно сейчас представить, как свежо выглядела в восприятии современников непритязательная обстановка главного зала виллы кронпринца. Но, должно быть, тот, кому доводилось войти в комнату в юго-западном углу виллы, рисковал на время утратить дар речи от изумления. Ибо нет тут ни стен, ни потолка, ни пола, то есть нет комнаты как таковой. Есть только туго натянутая на угадываемый каркас ткань в баварскую бело-голубую полоску и ковер цвета морской волны под ногами. Над двумя постелями с задрапированными той же тканью спинками – плавно провисающие полосатые пологи. Раздвинув бело-голубые занавески, можно было бы выглянуть в то или другое окно, словно вшитое в матерчатые стенки, опасаясь, что от движения створок зашатается вся эфемерная конструкция. Забавно выглядят здесь глубокие кресла и солидный диван из мореного дуба с такой же полосатой обивкой. Первоначально эта комната предназначалась для молодых фрейлин кронпринцессы; потом в ней останавливались близкие друзья кронпринца, например сам Шинкель или великий путешественник Александр фон Гумбольдт. Можно было вообразить бивуак в сиамских джунглях. Сами же владельцы Шарлоттенхофа наезжали в свой Сиам, прототипом которого была, конечно, Италия426, лишь время от времени, летом.