Читаем Очерки поэтики и риторики архитектуры полностью

Вилла двухэтажная. Над нижним этажом, представляющим в плане квадрат плюс полукруг и включающим вестибюль, гараж, прачечную, квартиру шофера и две комнаты для прислуги, нависает, опираясь на столбы, квадратный в плане параллелепипед жилого этажа, на крыше которого с помощью бетонных ширм устроен солярий. При взгляде снаружи кажется, что весь железобетонный каркас здания держится на опорах, расставленных с шагом 4,75 метра, однако внутри столбы расставлены неравномерно. Выходящая на юго-запад часть жилого этажа занята висячим садом под открытым небом. Он огражден стеной высотою в полный этаж с прорезью ленточного окна, ложность которого обнаруживается по отсутствию остекления. Без этого ограждения была бы видна терраса, занимающую треть жилого этажа, вокруг которой гостиная, кабинет и рампа подъема на солярий сгруппированы с такой непринужденностью, заметил Хичкок, как если бы это был двор на уровне земли445. Устроенные Ле Корбюзье обманы зрения должны убеждать нас, что вилла Савой – простая правильная архитектурная форма, своего рода платоновское тело, опустившееся на поляну. Ее планировка образована не свободным сочетанием помещений необходимых размеров, а, наоборот, расчленением исходного квадрата.

Невозможно противостоять неземной прелести этого объекта, запоминающегося сразу на всю жизнь. Мало непосредственного первого впечатления: представим, что план нижнего этажа, сориентированный по странам света, – это вертикальный разрез некоего здания, – и мы увидим вписанную в квадрат арку приятных пропорций, основание которой совпадает с южным фасадом виллы.

При входе в вестибюль бросаются в глаза подобное большой абстрактной скульптуре ограждение винтовой служебной лестницы (изнутри дома эту форму можно прочитать как латинскую букву S – инициал семьи Савой) и, прямо против входа, – рампа, предназначенная для хозяев и гостей. Подальше от входа – фарфоровая раковина рукомойника446. Столбы, потолок, стены, отделяющие вестибюль от хозяйственных помещений, парапеты лестницы и рампы – белые. Под ногами серо-голубая керамическая плитка. Чернеют прямоугольники дверей и металлические перила. Белизна, обилие света, льющегося сквозь стеклянную стену, выглядывающий из‐за столба фарфор рукомойника, и, главное, рампа, вызывающая ассоциацию с передвижением в инвалидной коляске, – всё это, вместе взятое, создает больнично-стерильную атмосферу.

Зачем Ле Корбюзье заставил семью Савой подниматься и спускаться по рампе, при том, что даже удвоенной ширины лестница заняла бы втрое меньший объем?447 Вероятно, он ответил бы без тени сомнения: «Лестница разделяет этажи, рампа их соединяет»448. Справедливость этого утверждения трудно доказать или опровергнуть. Замечу, однако, что рампа не позволяет человеку непринужденно стоять на ней, скажем, в момент приема гостей. Понуждая двигаться вверх или вниз, рампа – путь не для шагающих существ, а для механизмов. Ле Корбюзье пренебрег свободой хозяев виллы, желая произвести художественный эффект: протяженные наклонные поверхности рампы и коноидальная форма служебной лестницы образуют пластический контраст, остро воспринимаемый при первом посещении виллы. Но задумывался ли он о том, что, в отличие от какой-нибудь выставки современной скульптуры, лестницу и рампу обитатели дома вынуждены видеть по много раз в день?

Поднявшись по рампе на жилой этаж, оказываемся в просторном холле, часть которого занята той же винтовой лестницей – единственной связью между комнатами прислуги и кухней. Прямо перед нами дверь в гостиную, слева – выход в висячий сад, справа – вход в коридор между кухней и гостиной.

Перейти на страницу:

Все книги серии Очерки визуальности

Внутри картины. Статьи и диалоги о современном искусстве
Внутри картины. Статьи и диалоги о современном искусстве

Иосиф Бакштейн – один из самых известных участников современного художественного процесса, не только отечественного, но интернационального: организатор нескольких московских Биеннале, директор Института проблем современного искусства, куратор и художественный критик, один из тех, кто стоял у истоков концептуалистского движения. Книга, составленная из его текстов разных лет, написанных по разным поводам, а также фрагментов интервью, образует своего рода портрет-коллаж, где облик героя вырисовывается не просто на фоне той истории, которой он в высшей степени причастен, но и в известном смысле и средствами прокламируемых им художественных практик.

Иосиф Бакштейн , Иосиф Маркович Бакштейн

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Голос как культурный феномен
Голос как культурный феномен

Книга Оксаны Булгаковой «Голос как культурный феномен» посвящена анализу восприятия и культурного бытования голосов с середины XIX века до конца XX-го. Рассматривая различные аспекты голосовых практик (в оперном и драматическом театре, на политической сцене, в кинематографе и т. д.), а также исторические особенности восприятия, автор исследует динамику отношений между натуральным и искусственным (механическим, электрическим, электронным) голосом в культурах разных стран. Особенно подробно она останавливается на своеобразии русского понимания голоса. Оксана Булгакова – киновед, исследователь визуальной культуры, профессор Университета Иоганнеса Гутенберга в Майнце, автор вышедших в издательстве «Новое литературное обозрение» книг «Фабрика жестов» (2005), «Советский слухоглаз – фильм и его органы чувств» (2010).

Оксана Леонидовна Булгакова

Культурология
Короткая книга о Константине Сомове
Короткая книга о Константине Сомове

Книга посвящена замечательному художнику Константину Сомову (1869–1939). В начале XX века он входил в объединение «Мир искусства», провозгласившего приоритет эстетического начала, и являлся одним из самых ярких выразителей его коллективной стилистики, а после революции продолжал активно работать уже в эмиграции. Книга о нем, с одной стороны, не нарушает традиций распространенного жанра «жизнь в искусстве», с другой же, само искусство представлено здесь в качестве своеобразного психоаналитического инструмента, позволяющего реконструировать личность автора. В тексте рассмотрен не только «русский», но и «парижский» период творчества Сомова, обычно не попадающий в поле зрения исследователей.В начале XX века Константин Сомов (1869–1939) входил в объединение «Мир искусства» и являлся одним из самых ярких выразителей коллективной стилистики объединения, а после революции продолжал активно работать уже в эмиграции. Книга о нем, с одной стороны, не нарушает традиций распространенного жанра «жизнь в искусстве» (в последовательности глав соблюден хронологический и тематический принцип), с другой же, само искусство представлено здесь в качестве своеобразного психоаналитического инструмента, позволяющего с различных сторон реконструировать личность автора. В тексте рассмотрен не только «русский», но и «парижский» период творчества Сомова, обычно не попадающий в поле зрения исследователей.Серия «Очерки визуальности» задумана как серия «умных книг» на темы изобразительного искусства, каждая из которых предлагает новый концептуальный взгляд на известные обстоятельства.Тексты здесь не будут сопровождаться слишком обширным иллюстративным материалом: визуальность должна быть явлена через слово — через интерпретации и версии знакомых, порой, сюжетов.Столкновение методик, исследовательских стратегий, жанров и дискурсов призвано представить и поле самой культуры, и поле науки о ней в качестве единого сложноорганизованного пространства, а не в привычном виде плоскости со строго охраняемыми территориальными границами.

Галина Вадимовна Ельшевская

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Как начать разбираться в архитектуре
Как начать разбираться в архитектуре

Книга написана по материалам лекционного цикла «Формулы культуры», прочитанного автором в московском Открытом клубе (2012–2013 гг.). Читатель найдет в ней основные сведения по истории зодчества и познакомится с нетривиальными фактами. Здесь архитектура рассматривается в контексте других видов искусства – преимущественно живописи и скульптуры. Много внимания уделено влиянию архитектуры на человека, ведь любое здание берет на себя задачу организовать наше жизненное пространство, способствует формированию чувства прекрасного и прививает представления об упорядоченности, системе, об общественных и личных ценностях, принципе группировки различных элементов, в том числе и социальных. То, что мы видим и воспринимаем, воздействует на наш характер, помогает определить, что хорошо, а что дурно. Планировка и взаимное расположение зданий в символическом виде повторяет устройство общества. В «доме-муравейнике» и люди муравьи, а в роскошном особняке человек ощущает себя владыкой мира. Являясь визуальным событием, здание становится формулой культуры, зримым выражением ее главного смысла. Анализ основных архитектурных концепций ведется в книге на материале истории искусства Древнего мира и Западной Европы.

Вера Владимировна Калмыкова

Скульптура и архитектура / Прочее / Культура и искусство
Десять книг об архитектуре
Десять книг об архитектуре

Римский архитектор и инженер Витрувий жил и работал во второй половине I в. до н. э. в годы правления Юлия Цезаря и императора Октавиана Августа. Его трактат представляет собой целую энциклопедию технических наук своего времени, сочетая в себе жанры практического руководства и обобщающего практического труда. Более двух тысяч лет этот знаменитый труд переписывался, переводился, комментировался, являясь фундаментом для разработки теории архитектуры во многих странах мира.В настоящем издание внесены исправления и уточнения, подготовленные выдающимся русским ученым, историком науки В. П. Зубовым, предоставленные его дочерью М. В. Зубовой.Книга адресована архитекторам, историкам науки, культуры и искусства, всем интересующимся классическим наследием.

Витрувий Поллион Марк , Марк Витрувий

Скульптура и архитектура / Античная литература / Техника / Архитектура / Древние книги