Очерки поэтики и риторики архитектуры

Гостиная, занимающая северо-западную часть дома, равна площадью всем остальным жилым помещениям, вместе взятым: спальне родителей (26 м²), кабинету (19 м²), комнате сына (24 м²) и гостевой (13 м²), – и все же она более чем вдвое уступает размером главному залу виллы Тугендхат. Однако это не делает ее более уютной. Это длинное прямоугольное помещение, залитое естественным светом с трех сторон, так что в любой его точке почти одинаково светло. Его длина визуально увеличена еще и протянутым по оси потолка фабрично-цеховым хромированным желобом для искусственного освещения через отражение в потолке (говорят, это идея Эмили). С небольшим отступом от северной стены, примерно посредине ее, стоит кубический камин, верхняя плоскость которого переходит в плоскость подоконника. Здесь нет ни свето-теневой игры, ни композиционного или смыслового центра. У этого помещения нет характера. Это вместилище, не дающее никаких указаний, как можно в нем обустроиться, куда что поставить. Когда я пытаюсь представить обедающих тут или собравшихся у почти игрушечного камина Пьера, Эмили и Роже, я чувствую вокруг них огромный избыток пустоты, усугубленный тем, что гостиная отделена от висячего сада (тоже пустынного, с бетонным полом) только раздвижной стеклянной перегородкой. Хочется защитить этих милых людей, доверившихся знаменитому модернисту. Но как? Здесь всё настолько минималистично, что вторжение любой вещи, визуально сокращающей и разграничивающей зал, оказалось бы эстетическим кощунством. В сравнении с банальными гостиными богатых буржуазных домов того времени гостиная супругов Савой выглядит так же пресно, как интерьеры протестантских церквей рядом с католическими. Похоже, даже самого Корбю смутила абстрактность этого вместилища пустоты, и он велел покрасить западную стену в морковный цвет, а пол выложить желтой плиткой, чтобы визуально сжать и утеплить зал (к окраске стен интенсивными тонами он прибег и в других комнатах жилого этажа).

Ле Корбюзье проектировал виллу Савой как программное воплощение пяти правил новой архитектуры, которые он только что провозгласил вместе с Гидионом на первом Международном конгрессе современной архитектуры (CIAM): здание на столбах («пилоти»), сад на крыше, свободный план, навесные стены, ленточные окна449.

Эти правила, впервые опубликованные в 1926 году, родились в обсуждении архитектурных проблем больших городов, а не вилл. Строить здания на столбах имело бы смысл ради минимизации застроенной территории и для проветривания улиц. Вилла же Савой строилась в огромном парке, поэтому забота об экономии нескольких десятков квадратных метров земли и о проветривании луга показалась бы здесь анекдотической. Ле Корбюзье страстно мечтал построить здание на «пилоти», и благодаря супругам Савой, предоставившим ему свободу действий, он эту мечту осуществил, подняв над землей не двадцать этажей, а хотя бы один. Художественный эффект превзошел ожидания. Вилла словно бы случайно приземлилась на этом месте, пренебрегая архитектоническими требованиями, привязывающими здания к земле и внушающими нам уверенность в их основательности. Но колоннада и созданное ленточными окнами трехчастное членение жилого этажа напоминают архитектонику классического ордера.

Сад на крыше был бы осмыслен, если бы находился на крыше многоэтажного здания в плотной городской застройке с дефицитом зеленых насаждений. Но как оправдать висячий сад в доме, жилые покои которого находится на высоте трех метров над поляной необозримого парка, достигавшего в ту пору берега Сены? Как и мечта о «пилоти», мечта о саде на крыше стала у Корбю самодовлеющей, и он с таким азартом осуществлял ее, что, не довольствуясь садом, который вполне мог бы служить солярием, устроил еще и солярий уровнем выше. И снова практическая нелепость искуплена художественным эффектом: загадочные бетонные мембраны солярия – как бы головной убор виллы.

Как показал чикагский инженерный опыт конца XIX века, каркасная конструкция незаменима при строительстве многоэтажных зданий, ибо позволяет обойтись без возведения массивных несущих стен. При строительстве же двухэтажного дома это преимущество сводится к минимуму. Однако у такой конструкции есть существенное побочное достоинство – возможность свободной планировки любого, хотя бы одного, этажа450. На вилле Савой коридор между кухней и гостиной избавляет присутствующих в гостиной от кухонных шумов и запахов. Но когда обнаруживаешь, что Роже мог пройти к себе только узким коридором шестиметровой длины, а Пьеру и Эмили, чтобы достичь спальни, надо было идти через ванную комнату или через кабинет, и когда видишь в спальне три пронизывающих ее «пилоти» (хотя между двумя из них хорошо встала кровать), становится ясно, что возможность свободной планировки принесена в жертву квадратности виллы, идее рампы и солнцепоклонничеству Ле Корбюзье: висячий сад отнимает от жилого этажа сто двадцать квадратных метров!