Очерки поэтики и риторики архитектуры

В 1929 году британские архитектурные критики Робертсон и Йербери писали: «Чилихаус – инструмент, так сказать, целевого назначения. Его невозможно куда-то перенести. На другом месте он воспринимался бы иначе; это был бы не Чилихаус. Стилистически он безроден. В нем есть устойчивость, массивность, сила, достоинство, ощутимая склонность к формализму и упорядоченности – атрибуты классики. К тому же он пульсирующий, ритмичный, подвижный, гибкий и свободный – атрибуты готики. Это здание без жеманства, однако довольно пикантное. Оно создано с такой смелостью и откровенностью, что вызывает неприязнь у многих консервативных англичан»695.

Эмпайр-стейт-билдинг

Как оформить встречу небоскреба с небом? Ныне в США и Европе «небоскребом» считается всякий дом выше 150 метров. Но анонимный автор заметки в номере Chicago Daily от 25 февраля 1883 года, первым пустивший в ход это слово, имел в виду десятиэтажное, высотой сорок два метра, здание Нью-Йоркской компании по страхованию домов, строившееся тогда в Чикаго по проекту Уильяма Ле Бэрона Дженни696. Пока небоскребы не сильно превосходили высотой этот дом, архитекторы придерживались неписанного этикета, восходящего к идее флорентийского Палаццо Медичи: здание должно опираться на солидную цокольную часть и увенчиваться мощным карнизом.

Но уже к концу первых десяти лет состязания в высотном строительстве между Чикаго и Нью-Йорком небоскребы достигли стометровой высоты и устремились все выше, выше и выше. Если на пятиэтажном здании нас устраивает метровый карниз, то для десятиэтажного выступ карниза должен составить два метра, даже если не компенсировать бóльшим выступом эффект перспективного сокращения. А для 25-этажного? Как минимум пять метров! И чем же должен быть на самом деле этот чудовищный выступ, не имеющий иного оправдания, кроме соответствия ренессансной идее?

Очевидное противоречие между верностью этой идее и переходом архитектуры в сверхчеловеческий масштаб поставило архитекторов перед необходимостью нелегкого выбора. Можно было, не останавливаясь ни перед какими возражениями и затратами, подражать архитектуре римских храмов императорской эпохи: увенчивать небоскреб гигантским карнизом или, в качестве эрзаца, колоссальным аттиком высотой в несколько этажей. Но не обойтись ли вовсе без увенчиваний? На столь радикальное новшество не согласился бы ни один заказчик, а если бы и нашелся такой безумец, он подорвал бы тем самым престиж своего предприятия в глазах делового сообщества и широкой публики. Но, как писал Салливан, «мы романтики, мы чувствуем страстное желание выразить этот романтизм»697 – так почему бы не вспомнить о башнях готических соборов, высочайшая из которых, Ульмская, достигает 162 метров? Водружая на небоскреб нечто шпилеобразное и используя кое-где стрельчатый декор, архитектор декларирует приверженность готической архитектонике и получает законное право отказаться от увенчивающей горизонтали. К тому же образуется льстящая общественности коннотация: как-никак, мы, деловая элита молодой могучей страны, – потомки тех ремесленников, купцов и финансистов, благодаря мастерству, уму и предприимчивости которых как раз в эпоху господства готики зарождалась буржуазная цивилизация Запада. Возникшая около 1910 года мода на готические навершия небоскребов продержалась два десятилетия.

Восхитившая старого Салливана новизна и сила проекта Элиэля Сааринена для Chicago Tribune, удостоенного, увы, второй премии, заключалась в том, что финский архитектор придал небоскребу зиккуратообразную форму. Не теряя прямоугольности, верхние ярусы как бы вытягиваются из более массивных нижних и образуют ступенчатый силуэт, не нуждаясь ни в венчающем карнизе, ни в готических шпилях. Выше массивного цокольного этажа фасады прочерчены ребрами, выявляющими вертикальные линии каркаса. Конкурсный проект Сааринена станет «архетипической формой небоскреба»698.

Небоскреб стремится быть свободным, как собор. В идеале – занять целый квартал. Или хотя бы полквартала, чтобы здание было окаймлено улицами по меньшей мере с трех сторон. Значит, башня небоскреба должна вырастать из широкой платформы. Этот способ снятия противоречия между декорумом улицы и достоинством отдельно стоящего здания подразумевался «Законом о зонировании», который был принят в Нью-Йорке в 1916 году и действовал сорок пять лет. Его целью было воспрепятствовать излишнему затемнению улиц и зданий тенями небоскребов. Выше определенного уровня здание должно ступенчато превращаться в башню, высота которой может быть какой угодно, однако площадь не должна превышать четверти площади платформы. Американцы назвали небоскреб такой формы «свадебным тортом».

Классический пример «свадебного торта» – 103-этажный Эмпайр-стейт-билдинг, построенный Уильямом Лэмбом в 1930–1931 годах в Нью-Йорке на 5‐й авеню Манхэттена по заказу Джона Рэскоба, финансового директора химической империи Пьера Дюпона, для сдачи конторских помещений в аренду.