Очерки поэтики и риторики архитектуры

Отсутствие у Палаццо Медичи композиционного центра обернулось его большим преимуществом во второй половине XIX века, когда по меркам этого дворца проектировали стилистически самые разнообразные, эклектические уличные фасады, являющиеся в наши дни главным украшением центральных районов европейских городов. Ибо в условиях стремительной урбанизации европейских стран застройщики сообразили, что горожане не хуже Альберти понимают, что «среди украшенных стен жить удобнее, чем среди стен неотделанных».

Показателен в этом отношении Петербург. Высота Палаццо Медичи – немногим более двадцати метров – совпадает с максимальной высотой, которая после возведения Зимнего дворца нормировала застройку столицы Российской империи. Первоначальная длина Палаццо Медичи – сорок метров – равна средней длине старого петербургского дома. Крыши у нас, несмотря на снежные зимы, имеют столь же малый наклон, как у Палаццо Медичи. И так же, как на фасаде Палаццо Медичи, в старом Петербурге нет ни одного здания, декор этажей которого был бы одинаков. Только этажей у нас обычно не три, а четыре-пять.

Чем длиннее фасад, тем труднее сделать его живым. Палаццо Медичи первоначально имел по виа Ларга десять оконных осей. В начале XVIII века новые хозяева – Риккарди – удлинили его на семь осей, добавив внизу к трем еще два арочных портала. Пристройка так искусно имитирует декоративную систему Микелоццо, что отличить ее от старой части здания невозможно. Палаццо Медичи-Риккарди совершенно целен. Именно по этой причине он кажется теперь излишне претенциозным, подходящим не для частного владельца, а для государя: он почти сравнялся величиной с трехэтажной частью Палаццо Питти, решительно расширенного в середине XVI века Бартоломео Амманати для великого герцога Тосканы Козимо I Медичи. Удручающе единообразный, отделенный от улицы курдонером шириной сто семьдесят и глубиной пятьдесят метров, представляющим собой подъем холма, Палаццо Питти способен доставить зрительное удовольствие разве что поклонникам возвышенного, но не прекрасного.

В своем главном теоретическом труде «Стиль в технических и тектонических искусствах, или Практическая эстетика»316 Земпер рассматривает феномен украшения и его значение в развитии цивилизаций. Он убежден, что художественное творчество происходит из стремления украшать. «Украшение» и «облицовка» необходимы там, «где экстерьер здания хотят выделить как важный символ, как некое самостоятельное человеческое творение». Земпер рассматривает архитектурный проект как воплощение господствующей идеи эпохи. Символический образ рождается фасадом, оболочкой здания, а не его внутренним строением, которое определяется индивидуальными требованиями заказчика. Чтобы подчеркнуть важность качества облицовки, Земпер оглядывается на опыт знаменитых зодчих Раннего Возрождения. Мощный каменный руст как одежда здания – богатое вариантами средство символизации и формирования характерного облика постройки, не требующее применения колонн какого-либо ордера. Но стиль здания, пишет Земпер, определяется не только технологической эстетикой. Он в равной степени важен как самовыражение общества, сформированного религией, общественными условиями и политическими обстоятельствами. По Земперу, в ренессансной архитектуре выражаются два основополагающих принципа: интеграция индивида в общество и осознание им своей «жизненной силы и красоты». Земпер видит в ренессансном зодчестве модель для современной ему архитектуры, потому что Возрождение посредством «объективности и свободы в использовании символов» освободилось от обязанности пользоваться дорическим, ионическим, коринфским ордерами и открыло свою собственную характерную форму экспрессии. Земпер призывает использовать и совершенствовать в современной архитектуре принцип замены типичного характерным, известный древнеримскому зодчеству и достигший полного воплощения в Ренессансе317.

В соответствии с этими идеями, Земпер по заказам императора Франца Иосифа I спроектировал для Вены здание придворного театра и грандиозные сооружения, которые ныне воспринимаются как самые внятные символы имперского прошлого австрийской столицы: здания музеев истории искусств и естественной истории, дворец Нойбург. Завершенные уже после смерти Земпера, они стоят на Ринге – полосе бульваров, разбитых на месте снесенных в 1857 году городских стен.

Палаццо Барберини