Мое давнее замешательство в определении жанра дворца Стокле было вызвано тем, что, судя по монументальности вертикальной доминанты, его легко принять за общественное здание, а по местоположению на утопающей в зелени окраине города и по своему действительному назначению – это вилла. Озадачивающее соотношение между публичным и частным, общественно значимым и сугубо приватным я теперь понимаю так: перед нами попытка удовлетворения индивидуального честолюбия путем риторического использования самого доходчивого элемента поэтики общественных зданий – башни с монументальным символическим украшением.
Но не башня оказывается характернейшей чертой дворца Стокле, а то, как Хоффман соединил плоскости мраморных параллелепипедов. На все их ребра наложен металлический поблескивающий золотистым тиснением, местами потемневший от времени кант. Среди писавших о дворце Стокле нет автора, который не обратил бы внимания на поразительный эффект: стены кажутся не выложенной из кирпича массой, каковы они на самом деле, а прямоугольными листами тонкого материала, имитирующего норвежский серый мрамор. Они сшиты вместе, как сшивались, например, стенки кожаных шкатулок, изготавливавшихся Венскими мастерскими по эскизам Хоффмана. На швы наложена тисненая тесьма.
Этот эффект противоречит притязанию супругов Стокле на общественно значимую монументальность их жилища. Ибо в облике здания проявляются черты поэтики предметов роскоши из дамского гарнитура. Этот дом – метафора шкатулки для драгоценностей, каковыми и были собранные в нем произведения искусства. Риторика Хоффмана хитроумна: убедив нас сначала в победе публичных амбиций своих заказчиков над элементарным комфортом, он затем приковывает наше внимание к «скромному обаянию буржуазии», к атрибуту домашнего мира и художественных увлечений Адольфа и Сюзанны.
Есть соблазн принять мнимое преодоление толщи стен и обособление поверхностей здания как шаг Хоффмана к архитектурному формообразованию посредством свободной комбинации плоскостей, к которому пришел в те годы Райт, а позднее – ван Дусбург в экспериментальных проектах, Ритвельд в утрехтском доме Трюс Шрёдер и Мис ван дер Роэ в германском павильоне на выставке в Барселоне355
.Почему же Хоффман так и не вошел в когорту «пионеров современной архитектуры»? Потому что его подход к образованию архитектурной формы был принципиально иным, чем у них. По-видимому, мир артефактов (если не весь мир вообще, включая архитектуру) представлялся ему в художественном отношении тотальным орнаментом. Посмотрите на окна дворца Стокле. Оконные проемы не имеют глубины – напротив, окна закреплены на фасаде наподобие орнаментального раппорта. Поскольку поэтажные членения не видны, окна кажутся подчиняющимися своему собственному порядку настолько, что на третьем этаже выступают над верхним краем стены (не имеющей карниза), не считаясь с тем, что стена кончилась, она не охватывает их сверху. Фасад представляется произвольно вырезанным куском орнамента, который якобы мог бы простираться вверх на любое количество этажей. В проектной графике Хоффмана сетка тотального орнамента – проектировал ли он здание, шкатулку или брошь – всегда задана разлинованным в квадратную клетку листом бумаги. Поэтому любой придуманный им объект – это вырезка из равномерно распространяющейся во все стороны сетки. С переходом от мелких объектов к крупным менялся масштаб, но не метод работы. На принципе тотальной орнаментализации Хоффман построил свою концепцию
Орнаментальный характер творчества Хоффмана заставляет вспомнить рассуждения Земпера. Оформляя экспонаты лондонской Всемирной выставки 1851 года в Хрустальном дворце, он обратил внимание на выставленную в колониальной секции карибскую бамбуковую хижину с острова Тринидад. Экспонат убедил его в том, что в основе всякого дома лежат четыре исходных универсальных элемента: очаг как центр, окруженная столбами терраса, крыша на столбах и, наконец, внешние стены из плетеных бамбуковых матов356
. Исследовав по материалам этнографов жилища нецивилизованных народов, Земпер пришел к выводу, что ограждениями первоначально служили ткани, текстиль, маты, а стены как постоянные элементы конструкции возникли позднее в качестве подсобного средства для поддержания декоративной поверхности: «Начало строительства совпадает с началом ткачества». Стена и ее компоненты копируют исходное тканое ограждение357. Для меня эта теория важна не столько степенью ее исторической достоверности, сколько решительным смещением исследовательского интереса с конструктивных свойств постройки на ее чувственно воспринимаемую декоративную целостность.