Очерки, рассказы, статьи, дневники, письма

Пропала добыча: надо бежать скорей! «Москва» не станет дожидаться.

Пытаюсь бежать — вода хлещет в оба сапога, ноги становятся как чурбаны. А кругом мокрая, вязкая пустыня, я в ней как муха в киселе.

Пароход выплёвывает облачко пара, даёт второй гудок.

Дальше всё происходит как в дурном сне.

Бегу. Но страшно медленно подвигаюсь. Вижу Валентина. Он стоит у сходен, машет мне: скорей, скорей!

Сейчас третий гудок — и я останусь один, а двухэтажный белый дом — кусочек города — равнодушно уйдёт вдаль. Останется великая, залитая водой пустыня и я в ней, затерянный, забытый.

Третий гудок — последний!

Нажимаю изо всех сил. Сердце бешено дубасит в виски, в грудь и в ноги.

— Подождите!

Вот он наконец, твёрдый берег. Но уж еле передвигаю ноги. А ещё верных четверть километра.

Матросы спускаются — убирать сходни. Валентин что-то говорит им. Все смотрят на меня…

Ждут!

Матросы сели на сходни и ждут. Командир в рубке ждёт. Пассажиры ждут. Весь громадный, двухэтажный кусок города ждёт.

Меня ждёт — одного.

Доплёлся. Чуть влез на палубу: ноги подгибаются, я весь в поту.

Какой-то толстый папаша рассудительно замечает мне в спину:

— Сухой рыбак и мокрый охотник являют зрелище печальное.

Кругом улыбочки.

Выливаю за борт по ведру воды из каждого сапога.

Наконец-то можно улизнуть в каюту!

— Чтобы я ещё когда-нибудь!..

— Безусловно, — соглашается Валентин. — Если не умеешь стрелять…

Вот ехидный ёж! Прошёлся по сухому бережку, хлопал, хлопал — и позволяет себе…

И это мне — старому охотнику! О, где моя срезанная на лету утка.

— Я-то всё-таки убил одну.

— Покажи.

— Достать не мог: глубоко, и первый гудок как раз.

— Ну безусловно: как раз!

Беда каждого охотника в том, что все другие охотники уже тысячу раз до него рассказывали о своих необычайных неудачах — и, конечно, врали. Ну как докажешь, что ты-то не врёшь?

Лучше я сам на него.

— Ты свою добычу предъяви, старый джигетай.

— Обождать! Это что такое — джигетай?

— Запомни: джигетай значит дикий осёл. Старый джигетай значит — старый дикий осёл.

— Ещё бранится, зоология! На, гляди, как настоящие-то стрелки бьют.

И он с торжествующим видом запускает руку под подушку.

Неужели уток набил?

Вытаскивает из-под подушки руку, разжимает кулак, — на широкой ладони покоится крошечная пёстрая птичка.

— Куличок-воробей! — ласково говорю я. — Прелестная пташка, достойный трофей. Поздравляю.

— Обождать!

Валентин кладёт птичку на стол и лезет опять под подушку. Вытягивает за ноги серого куличка ростом со скворца. Длинный тоненький носик довольно нахально загнут кверху.

— Мородунка, интересно…

— Обождать!

Валентин тащит следующего кулика. Этот побольше, с дрозда величиной, с предлинными ногами.

— Улит большой. Знаешь, когда мне было восемь лет, я бил их пулькой из монтекристо.

— Обождать!

Рука Валентина опять уже тянется к подушке.

«Сколько же он набил? — со страхом думаю я. — Вытащит кроншнепа или утку — скандал, скандал! — совсем пристыдит меня».

Подушка неожиданно летит мне в голову.

Больше под ней ничего нет.

— Не понимаешь, — кричит Валентин. — Чем мельче дичь, тем трудней в неё попасть, старый ты кулан!

Вот чёрт, откуда он знает это слово?

Кулан — это ведь тоже — дикий осёл.

* * *

Город Берёзов мы проспали.

В какую сторону мы ни посмотрим, мы заметим на границе между небом и землею линию, которая со всех сторон окружает видимое нами пространство земли; эта линия называется горизонтом.

Начальный курс географии

ГЛАВА ПЯТАЯ

^{Земля начинает сдавать. — Мýжи. — Плач на горизонте. — Тень великого учёного. — Обдорск по книжке. — Горизонт удаляется. — Зверобой. — Кок и Пузатых. — Команда отказывается отдать концы. — Пропеллер.}

Ещё сутки ходу до Обдорска.

Всё шире разливается Обь. Большую силу берёт вода, земля начинает сдавать. Она разорвана в клочья островов, острова намокли, грузнут беспомощно в топь. Волны победно перекатываются через них.

Всё чаще по низким берегам остроконечные берестяные шалаши, люди в малицах около них.

Люди в малицах издали похожи на тюленей.

Часто пролетают гуси, ещё чаще — большие стаи уток.

Остановка: зырянский посёлок Мýжи.

Серебрятся ивы, дорожка в гору. Там густо стоят строения — избы, сараи. Час очень ранний, но зырянки вышли с расшитыми оленьей шерстью туфлями, с длинноухими шапками из пыжиков. Пассажиры, команда в несколько минут расхватали эти красивые вещи. Дешёвка: туфли по пяти — шести рублей, шапки-ушанки — семь — восемь. И только за одну спросили семнадцать, но эта — как пушинка, не носить — любоваться.

Мýжи шьют шапки, кисы, туфли, малицы чуть не на все русское население Тобольского Севера.

* * *

Весь день дождь. Мутно небо, Обь мутна.

Земля мелеет, тончает, земля ускользает из глаз.

Невыносимо скучно целый день взаперти.