Очерки, рассказы, статьи, дневники, письма

— Ну да же: сто восемьдесят самоедских — наших, значит, девяносто. Они же один год за два считают.

Мы вышли.

Чернолапенький лисёнок безостановочно кружил, и кружил, и кружил вокруг прикола. Мне подумалось: совсем как рассказ Юро вокруг оленей.

— Чего он так? — спросил Валентин.

Якимыч скучно ответил:

— Есть хочет, замёрзнуть не хочет — вот и кружит.

Я остался поговорить с лисёнком, отстал от своих.

— Бегаешь? — спросил я чернолапенького зверька. — И как тебе только не надоест всё кругом да кругом?

Лисёнок ничего не ответил, даже не повернул ко мне головы.

Тут моё внимание привлекла ватага мохнатеньких самоедских ребятишек.

Они выскочили откуда-то из-за чумов. Они увидели меня и остановились было. Но сейчас же один из них что-то строго крикнул, и все скрылись в кустах. Через минуту они появились далеко на берегу. Я успел только разглядеть лук в руках у одного — парнишки лет так пяти — шести. Лук был выше охотника в два раза.

Над берегом летали халеи, порывистыми взмахами носились крачки.

Я видел, как маленький охотник натянул свой лук, прицелился, пустил стрелу — и лёгкая белая крачка, кувыркаясь, упала на землю.

Через несколько минут ватага окружила меня и лисёнка. Меткий стрелок бросил лисёнку мёртвую крачку.

Зверёк лапками на лету подхватил птицу, в один миг отгрыз ей голову, хрустнул и проглотил.

Ребятишки деловито побежали за новой добычей.

К берегу приближались лодки, из них выходили люди-пингвины, шли по воде, выходили на песок.

Я пошёл бродить.

За чумами начинался подъём «в гору» — на увал.

Я взобрался наверх — и бесконечная серая тундра развернулась перед моими глазами: равнина, мох, трава, кой-где озерки.

Вдали показалось быстро движущееся тёмное пятно. Не сразу я понял, что это — олени.

С поразительной быстротой они мчались гуськом — штук семь друг за другом, сзади ещё пять, — мчались прямо, как по рельсам. И когда им на пути встретился широкий куст, животные только рога откинули назад и — пролетели над кустом, как птицы. Я только тут заметил, что сзади них были нарты и на нартах сидели люди. Люди на нартах тоже перелетели через куст, и стремительный бег оленей не задержался ни на мгновенье. Их бег не задержался, даже когда они промчались мимо меня и с маху кинулись вниз по отлогому спуску.

Только внизу, перед самыми чумами самоед на передней нарте что-то дико закричал, взмахнул длинной палкой-правилом, передовой олень кинулся в сторону, дал круг, задние налетели на него, сшиблись — нарта разом остановилась.

Самоед соскочил, схватил переднего оленя за рога. Остановилась и другая нарта.

Уже из всех чумов бежали к ним мужчины, женщины, дети. Кто кинулся к оленям, кто к людям, все были очень возбуждены, кричали, и мужчины все по очереди долго, сильно, высоко трясли руки приехавшим.

Когда я спустился вниз, обоих гостей увели уже в чумы. Женщины разбирали привязанную к нартам кладь, дети и подростки держали оленей, любовно оглаживали их спины, рога.

Олени, как собаки, вывалили языки, дышали крупно-порывисто, бурно. Их великолепные рога в мягких пушистых чехликах напоминали прихотливо разросшиеся ветви лиственниц, ветви, покрытые пушистым серым инеем. Старые животные спокойно позволяли себя гладить, молодые дичились, опрокидывали головы: глаза их выкатывались, наливались кровью. Привязанный за рога к нарте теленок-неплюй в испуге рвался всем телом, дрожал на тоненьких ногах. И у него, как у больших, рожки были в тёплом сером инее — куржаке. Невозможно было удержаться — не погладить его тёплую спинку. Я погладил.

Оленёнок подскочил на всех четырёх ножках, забился на привязи.

Я поскорей отошёл от него.

«Август, — вспомнил я с грустью, — месяц малиц. Шкура оленей августовского убоя идёт на выделку одежды».

Два крупных крутобоких быка были привязаны позади одной из нарт. Они точно знали, что их ожидает: покорно опустили головы, стояли смирно. И только глаза их ворочались, беспокойно следили за людьми.

В конце месяца малиц сойдёт с рогов пушистая кожица — живое оружие освободится от мягких ножен. Следующий месяц — месяц любви оленей — месяц жарких поединков между самцами.

Эти быки больше уже не будут участвовать в битвах, не услышат яростного стука окрепших рогов.

Неожиданное событие — прибытие оленей — взбудоражило всех самоедских собак. Ни одна уже больше не спала. Сгоряча сбежались, полаяли, но, узнав своих, замолчали, радостно замахали хвостами. Опять занялись своими делами: одни завалились спать, другие бродили, разыскивали, чем заморить червячка. Прибежавших из посёлка прогнали назад.

Я думал, встречу здесь крепкую, «классную» породу красивых самоедских лаек. Какой там! Собаки тут каких угодно статей и мастей. Есть крупные, широкогрудые зверовые собаки — на лося, на медведя; есть остроухие, всех цветов и хвост крючком — соболиные, беличьи лайки. Есть просто уроды-ублюдки.

Одна только порода резко отличалась от пёстрой стаи: маленькие, очень вытянутые, очень низкие на ногах и необыкновенно пушистые собачки. Издали такую легко, наверно, принять за песца: она и ростом, и статью, и цветом походит на этого зверька.