Не раз я замечал: такая походка у всех людей, привыкших долго, упорно, расчётливо шагать. У всех путешественников, странников, охотников, не в городе живущих.
Открыл глаза: да, ошибки нет. На ногах — франтовские жёлтые ботинки, а кажется — высокие охотничьи сапоги!
Тогда встаю и уверенно иду навстречу этому человеку.
— Простите, вы не Васька?..
Орлиная бровь резко взлетает кверху. Глаза тяжело упираются в мои глаза — два дула в упор.
— …не Василий Владимирович Васильев?
— Васильев. С кем имею?..
Называю себя.
— А! — Орлиная бровь плавно слетает на место. Лицо сразу становится мягче. Он протягивает большую, сильную руку.
— Ваше письмо получил. Знакомьтесь.
Он представляет мне своих спутников — сослуживцев по заповеднику.
Выясняется, что до вечера нам толком поговорить не удастся. К заходу солнца он приглашает меня к себе на лодку — в своё походное жилище.
Лодка будет стоять за городом, на реке Вогулке.
Солнце близко к закату. Косая тень легла от леса на сонную воду Вогулки. Под берегом сереет каяк — большая крытая лодка, что-то вроде речной арбы. В мачту впились обрубленные лапы, над ними прибито широкое орлиное крыло. На самом верху — флаг. Он кумачовый, красный, но сейчас в сумерках кажется чёрным.
Чёрный флаг — пиратский?
На корме у чёрной дыры под палубой — ружья, прислонённые к стенке. На верхней палубе под мачтой — бочонок.
Бочонок пороху?
И закопчённая железная печурка на носу судна с лежащей на ней трубой так соблазнительно смахивает на небольшую пушку.
С берега окликаю хозяина.
Из чёрной дыры под палубой возникает высокая фигура. Голова повязана зелёным платком вместо шапки. Крупные, решительные черты лица. У пояса охотничий нож. На ногах высокие, с раструбами сапоги.
Вот с кого писать корсара!
Он спускает с борта доску — сходни.
— Заходите.
В каюте под палубой две широкие койки. Одна застелена медвежьей, другая — сохатиной шкурой. На сводчатых стенах каюты — двустволка, призматический бинокль, острога на длинном древке.
На столике между койками в беспорядке навалены сделанные от руки топографические карты, карманный компас, блокноты, патроны, карандаши.
На более романтическую обстановку в своём походном жилище не мог бы рассчитывать ни корсар, ни Кожаный Чулок.
Но хозяин, кажется, так привык к ней, что совсем её не замечает.
— Садитесь, — говорит он просто, указывая на койку, крытую сохатиной шкурой.
Сам усаживается на медвежью.
— Есть хотите?
— Сыт, благодарю.
Так прозаически начался наш первый разговор.
По пути моему сюда, в Берёзов, — в Свердловске, в Тобольске, на пароходе — я встречал многих, знавших Васильева. И все охотно, с увлечением рассказывали мне о нём, о его открытии. Так ко времени встречи с ним я уже составил себе довольно ясную картину «поисков живого клада».
Осенью 1926 года Васька-Шайтан выехал из Берёзова в лодчонке и по реке Большой Сосьве поднялся до её притока — Малой Сосьвы.
Он вконец потратился на приобретение необходимого снаряжения. От денег, выданных на экспедицию, остался у него двугривенный.
Но в деньгах нет необходимости там, где население не покупает пищу и одежду в магазинах, а добывает себе всё необходимое для жизни прямо из леса, воды и земли.
С ним был помощник-гребец и лайка Язва — верная спутница его охотничьих скитаний.
Жизнь, полная лишений, а часто и риска, не по силам оказалась помощнику-гребцу. Скоро пришлось его отпустить восвояси.
Язва продолжала самоотверженно служить хозяину. Но и она не выдержала сурового испытания: зимой протянула ноги.
С осени 1926 до весны 1927 года Васька-Шайтан исследовал весь район верховьев Большой Сосьвы, Малой Сосьвы и Конды.
Это один из самых безлюдных и малоисследованных углов Зауралья. В глубь его отваживались забираться только самые смелые звероловы. Здесь, на площади примерно в триста тысяч квадратных километров, исследователь насчитал всего тридцать две жилых юрты.
Здесь лучшие охотничьи угодья всего Зауралья.
Урман, никогда не слыхавший визга пилы, первобытный урман: леса хвойные — кедр, ель, сосна — и лиственные — берёза, осина, ольха, ива — вперемежку с громадными моховыми болотами, глухими озёрами.
Летом человеку не пробраться сквозь урман.
Передвигаться можно только по некоторым из его бесчисленных рек и речушек в лёгком, переносном челне.
Сосьвинские и кондинские ханты и манси не знают ни оленьих, ни собачьих упряжек. Зимой единственный их способ передвижения — лыжи.
На лыжах, один, сам таща за собой нагружённые едой и снаряжением нарты, и проделал большую часть своего путешествия Васька-Шайтан. Его ноги выдержали это испытание.
Он видел сотенные стада диких северных оленей. Они паслись на моховых болотах, разгребая себе копытами мох из-под снега. Трудами их пользовались белые куропатки.
В лесах он слышал глухой и яростный рёв сохатых, встречал медведей, прослеживал по следам рысей и росомах. Убедился, что здесь ещё много таких ценных пушных зверьков, как соболь, лесная куница и замечательная помесь их — кидас. Что тут без числа белки, зайцы, рябчики, глухари.