Очерки, рассказы, статьи, дневники, письма

Озёра, реки и речушки богаты разной ценной рыбой и выдрой.

И в самой глуши, по речкам, стал испытывать: тут ли желанный клад?

Срезал осиновую ветку. Сделал дырку во льду. Сунул в неё ветку.

Долгое ожидание. И вдруг веточка задрожала, зашевелилась!

За нижний конец подо льдом дёрнуло. Дёрнуло ещё раз. Потянуло к себе под лёд. Сомнений быть не могло: дёргал бобёр!

Живой клад дался наконец в руки.

В сорока пяти речках — притоках Конды и Малой Сосьвы — оказались бобры.

Правда, живут они тут не густо, не собираются в большие колонии. Они здесь разошлись «на хутора» — не для того ли, чтобы верней спасти свои шубы? И даже почти не строят приметных хаток, а роют себе в берегах подземные жилища.

Всё же, по самому скромному подсчёту, их здесь сотни. И это в то время, когда считалось, что во всём нашем Союзе бобров можно пересчитать по пальцам.

Какой подарок Родине!

Васька-Ойка-Суд

Победа! Победа!

И вот победитель — один из миллиона, быть может, русских, носящих фамилию Васильев, — превратился сперва в простого Ваську-зверолова, потом в грозного Ваську-Шайтана — получил наконец своё третье и последнее имя: Васька-Ойка-Суд: Васька — Главный Судья.

Такое почётное прозвище ему дали сосьвинские и кондинские ханты и манси.

Он явился к ним первым представителем тех, кто устраивал во всей стране новую жизнь, уничтожал вековые несправедливости старых порядков. Он делил с ними пищу и раскуривал трубку мира. Он выдержал все жесткие испытания их суровой лесной жизни. Он, наконец, узнал их тайну и не стал их преследовать за то, что они так долго скрывали её для себя одних.

И лесные люди поверили этому человеку. Они сами поставили его Главным Судьёй над своими маленькими междоусобными распрями, доверили ему устройство их жизни на новых началах, сами выдали ему свою сокровенную тайну.

А ведь хранили они её веками.

Только идейная сила могла разрушить этот великий заговор молчания.

Почему молчали про бобров ханты и манси

В прежней, дикарской своей жизни ханты и манси поклонялись природе. У них были священные звери, птицы, рыбы, деревья, камни.

Речной бобёр был одним из их священных зверей. Они находили в нём сходство с человеком. Ещё бы! Разве бобры не строят хитроумных плотин, расчётливо не поддерживают воду в реках на нужном им уровне, не строят себе маленьких юрт с тайным выходом под воду, не ухаживают за своими бобрятами, как люди за детьми?

А когда бобёр свалит дерево, распилит его зубами на брёвнышки и, взвалив брёвнышко себе на плечо, шагает с ним к речке, поддерживая его одной «рукой», — разве тогда бобёр не похож как две капли воды на охотника, который тащит себе лес для костра?! Трубки в зубах нет — только и разницы.

Однако хоть и священное животное бобёр, но не бить их лесным людям было никак невозможно. Только у бобра есть «бобровая струя» — мускус, а пахучий, возбуждающий силы мускус необходим людям в их трудной лесной жизни. Воскури мускус — ароматный дым его прогонит злых духов из твоего больного тела, прогонит их из твоего жилища. Зашей кусочек бурой, высохшей «бобровой струи» в полу своей одежды — и будет везти тебе на охоте, потому что это талисман. Воскури мускус перед идолом — это угодно богам.

Так говорили шаманы. А они-то уж знают!

Бобры стали редки, стали пугливы, осторожны. Добывать их всё труднее и труднее. «Бобровая струя» ценилась всё дороже и дороже.

В 1927 году один добытый бобёр давал охотнику дохода — если перевести на деньги — рублей до восьмисот. И это один мешочек «бобровой струи», не считая шкурки.

Впрочем, шкурки бобровые ханты и манси никак не оценивали: бобровые шкурки шли у них в приклад (приношение, жертву) их главному богу — Торыму. И драгоценные пушные шкурки без пользы истлевали в лесу, развешанные у деревянных идолов.

Как же было не молчать про бобров?

Ханты и манси знали: проведают царские власти или купцы о бобрах — и очень скоро во всём краю не останется ни одного бобра. И лесные люди лишатся своего талисмана — «бобровой струи».

Крепко молчали ханты и манси, не выдали своей тайны русским властям.

Но от предприимчивых русских охотников, звероловов скрыть её не удалось им.

Васька-Ойка-Суд обнаружил в верховьях Конды двенадцать юрт русских промышленников, переселившихся туда ещё в 1914 году. Только один из этих охотников за двенадцать лет успел убить больше сотни бобров.

Неизвестно, сколько перебили остальные.

Почему молчали про бобров русские охотники

Русским охотникам отлично был известен давнишний закон, запрещающий бить бобров.

Но большой доход от каждого добытого бобра толкал на риск: игра стоила свеч.

Ханты и манси тут же на месте выменивали у русских «бобровую струю». А выделанные, выщипанные и раскроенные на воротники и шапки бобровые шкурки русские промышленники зимой контрабандой переправляли через Уральский хребет и сбывали спекулянтам.

В урмане не шумят. Люди, занимающиеся незаконными делами, всегда готовы убрать всякого, кто станет им поперёк дороги или может их выдать.