Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2

Предприятиям вновь возвращались права, существовавшие у них в рамках «косыгинской реформы». Им предоставлялась самостоятельность в использовании фонда развития производства и вводился запрет на его изъятие министерствами. Фонд заработной платы формировался на базе стабильных экономических нормативов, которые определялись процентом от полученной дополнительной прибыли. План устанавливался как пятилетний, а годовой план приобретал вспомогательный характер. Это давало возможности устанавливать повышенные оклады и выплачивать дополнительные премии, а также легче осуществлять совмещение должностей. Увеличивались и возможности строительства жилья и других зданий социально-культурного предназначения за счет дополнительной прибыли — все как было во времена «реформы».

Что более существенно, предприятия «обеспечивались в первоочередном порядке всеми видами материальных ресурсов»[919], то есть они не только получали средства на счета, но и реально могли получить от Госснаба строительные материалы и технику для реализации поставленных задач — строительства. Это была специальная льгота, за счет, разумеется, тех, кто в эксперименте не участвовал[920]. Дополнительным крупным бонусом из государственной казны было льготное кредитование для технического перевооружения основных фондов с его погашением за счет собственных средств предприятий. Кроме того, если предприятия, участвующие в эксперименте, решали начать разработку новой техники, то они получали долю общеминистерского фонда развития науки и техники, которая покрывала и «повышенные затраты в период ее (техники) освоения»[921].

Постановление предусматривало и ряд ограничений. Повышенные ставки должны были отменяться при снижении показателей, фонд материального поощрения снижался на 3 % при каждом проценте недовыполнения договорных обязательств (но повышался на 15 % при полном их выполнении), премирование руководства предприятий было возможно только после выполнения плановых заданий, а валютные средства, поступавшие предприятиям как процент от экспорта их продукции, должны были направляться только на расширение производства этой продукции и улучшение ее качества, а не на закупку за рубежом ширпотреба для работников[922].

1 августа 1983 года постановлением Совмина была образована Комиссия по руководству экономическим экспериментом[923], однако о ее составе и деятельности ничего не известно.

В целом эксперимент в случае его успеха должен был быть распространен в 1985 году на большее количество предприятий, а в 1986-м масштабирован на всю экономику. Согласно мемуарам сотрудника Госплана Олега Юня (ссылающегося на сборник «Народное хозяйство СССР в 1987 году»), эксперимент был успешный и в целом советская экономика в 1983–1985 годах росла на 4,1 % в год[924]. В Госплане отмечали и другие позитивные тенденции — от желания предприятий, участвующих в эксперименте, получить более высокие плановые задания, а не торговаться за более низкие до наметившегося отказа части предприятий от заказанного оборудования, которое в новых условиях они считали излишним[925].

С 1 января 1985 года эксперимент распространился и на предприятия из других отраслей. Если в 1984-м по нему работало 700 предприятий пяти министерств, то в 1985 году — уже 2291, которые производили 11,6 % промышленной продукции страны и объединяли 13,3 % работников[926].

Некоторые из них получили особо льготные условия, и ими занимались высокопоставленные московские аппаратчики. Например, особую известность получили три предприятия, которым в 1985 году открылись дополнительные возможности. Это были АвтоВАЗ, Белорусская железная дорога МПС и Сумское машиностроительное производственное объединение Минхиммаша. Они перешли на полное самофинансирование всех своих производственных и конструкторских новаций[927].

Для АвтоВАЗа эксперимент начался с 1 января 1985 года и опирался на «три С» (самоокупаемость, самофинансирование и самоуправление). При всей странности проведения эксперимента на предприятии, чья продукция была всегда востребована и высокорентабельна, а расширение производства было возможно только в результате огромных внешних инвестиций (в том числе валютных), аргументация его сторонников заключалась в том, что предприятие должно из собственных средств профинансировать замену устаревшего за 15 лет с момента постройки оборудования, а то Минфин забирал у него «всю прибыль», не оставляя ничего[928]. Разумеется, на практике это означало, что предприятие меньше отчисляло в бюджет и больше тратило на свои нужды — не только на замену оборудования, но и на «социальное развитие коллектива» и «пополнение фонда заработной платы».