Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2

Таким образом, приводимые Гайдаром в качестве причин «неизбежности» распада СССР аргументы — о политических ограничениях вроде упомянутого им жесткого «социального контракта» советской элиты с народом о неповышении цен после «новочеркасских событий» 1962 года или о невозможности политического руководства сократить расходы ни в одной из ключевых статей бюджета из-за якобы имевшегося нежелания ссориться с элитой — не имеют под собой почвы, поскольку страна за предыдущие три десятилетия переживала куда более серьезные и радикальные изменения[1343]. В имеющемся суммарном комплексе из сотен свидетельств представителей высших эшелонов власти лишь одно (Павлова, да и то с чужих слов) говорило о наличии таких соображений у Косыгина в конце 1960-х, и одно (Соломенцева) говорит о том, что Новочеркасском всерьез интересовался Брежнев (но в середине 1960-х). Однако сам Гайдар ссылается не на Павлова и Соломенцева, а на американскую работу 1988 года.

Вместе с тем в нашем проекте изучения аппарата ЦК КПСС респондентам задавался вопрос: знали ли они о событиях в Новочеркасске? Ответы на этот вопрос никак не подтверждали версию Гайдара. Политическая практика в послесталинском СССР сталкивалась с активными реформами в разных сферах, радикальным сокращением армии, отдельных отраслей ВПК или перераспределением инвестиций, однако это практически никогда не становилось поводом к бунту, в отличие от низового милицейского насилия или межэтнических конфликтов. Снятие Хрущева в 1964 году невозможно объяснить тем, что он урезал бюджет или что при нем расстреляли мирную демонстрацию в Новочеркасске. Новое руководство страны, пришедшее к власти в 1985 году, имело реальный мандат на любые реформы и на любые сокращения (в том числе персональные), чем оно увлеченно занималось до 1989 года, когда встретило реальное сопротивление не со стороны пассивной в ожидании своей участи «номенклатуры», но новоизбранных народных депутатов.

Поэтому концепция Гайдара о неизбежной заданности именно случившегося, а не любого иного сценария событий опирается на его — бывшего влиятельного политика — желание найти оправдание своим действиям в критической ситуации[1344] и, в общем, опровергается его же собственным признанием:

неэффективность социалистической системы хозяйствования делает ее демонтаж стратегически неминуемым. Однако прямого отношения к краткосрочным и острым проблемам, порожденным падением цен на нефть, это не имеет. <…> Принятый в 1987 г. советским руководством выбор линии на экономическую и политическую либерализацию, в условиях острого валютного и финансового кризиса, которым оно не было готово управлять, оказал серьезное влияние на тактику развития событий, на то, как рухнула советская экономика[1345].

Поэтому в представлениях о возможных шагах по реформированию экономики, на наш взгляд, следует исходить из полной свободы нового политического руководства образца 1985 года в проведении «санации» советской системы.

Принципиально вопрос в 1985 году выглядел так: хотят ли новый генсек и его премьер прекращать долгосрочную конфронтацию с Западом не на словах, а на деле? То есть готовы ли они отказаться от гипермилитаризации экономики и строить на этой финансовой и материальной базе структурную реформу промышленности, развивая те ее сектора, что приносят доход и благо для населения (прежде всего нефтегазовую и легкую промышленность, переработку сельхозпродукции, строительство жилья и сектор бытовых услуг)? Или же они хотели использовать эту реформу для выстраивания нового уровня паритета с «вероятным противником» в сфере вооружений? Осваивать те военные технологии, которые были упущены в 1970-е?