С учетом падения цен на нефть с середины 1980-х по конец 1990-х годов и коренных экономических и социальных болезней социалистической системы, скорее всего, наиболее успешный вариант реформирования действительно позволил бы СССР достичь уровня страны «рыночного социализма». Было бы лучше с продуктами (в значительной степени импортными), потребительскими товарами (в основном продукцией предприятий отечественного ВПК и китайским ширпотребом), услугами, но по-прежнему в целом — бедно. Также вряд ли за счет аккуратных эволюционных реформ удалось бы победить технологическую отсталость некоторых отраслей и производств, непрофессионализм работников и устаревшие формы организации труда и быта. А вот высокие заработки тех, кто сообразил, как сделать деньги в новых условиях, и неизбежная коррупция части чиновничества создавали бы потенциал для массовых социальных протестов. В общем и целом описанная в этом параграфе идеальная ситуация была бы похожа на что-то среднее между постсоветскими транзитами (1991–2021) экономики и политических систем Беларуси или Казахстана, наиболее советских по стилю жизни и системе управления государств на обломках бывшего СССР.
СУММИРУЯ СКАЗАННОЕ В 6-Й ЧАСТИ: РЕЗУЛЬТАТЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ ГОРБАЧЕВА
Горбачев и Рыжков, придя к политической власти в стране, обладали достаточной информацией о состоянии дел в экономике. Она действительно была в неважном, но не критическом состоянии. Бюджет страдал от излишних расходов и совокупности факторов (падение добычи и мировых цен на нефть), вызванных выросшей зависимостью СССР от продажи углеводородов на мировом рынке, однако в целом экономика стремилась к некоторому, пока незначительному сокращению (на 1–2 % по разным параметрам)[1349]
. Можно было бы начать аккуратные преобразования, основанные на результатах экспериментирования, благо последние были спланированы и начаты еще в 1983–1984 годах. Однако правящее трио Горбачев — Рыжков — Лигачев решили сразу реализовать «жажду реформ», которая на самом деле в основном была формой лоббирования интересов отдельных групп менеджеров некоторых отраслей. Горбачев лоббировал интересы аграрных руководителей нижнего звена, Рыжков — директоров машиностроительных предприятий (нуждающихся в том числе в качественном металле), Лигачев видел себя лоббистом интересов семей, ставших жертвами алкозависимости, а позже активно включился в поддержку аграриев. И все вместе они считали необходимым продолжать активно финансировать ВПК, особенно его перспективные, наукоемкие отрасли.В целом представленная ими амбициозная программа, в рамках которой, по словам председателя Госплана СССР Николая Байбакова, предполагалось за 15 лет поднять производительность труда в 2–3 раза, жизненный уровень и национальное богатство страны в 2 раза и развить производственный потенциал, равный тому, что был построен за предыдущие 68 лет существования страны[1350]
, была очевидным образом «политическими лозунгами», а не реальной экономической стратегией. Хотя по цифрам она сильно напоминала сумму экономических достижений предыдущих 25 лет[1351] или период 1950-х годов, когда подобные планы было реально осуществить.Все это происходило без оглядки на общее состояние бюджета, однако с отчетливо выраженной ненавистью недавних провинциальных начальников к московской министерской бюрократии. Ее преобразование в интересах региональных администраторов (многие из которых были стремительно инкорпорированы на посты во втором-третьем эшелоне бюрократии) стало второй основной задачей триумвирата. При этом трио не задумывалось, что буквально пилит сук, на котором сидит в качестве руководителей страны, а попытки указать на это воспринимало как бунт «противников перестройки». Стремительное разрушение бюджета и системы снабжения населения продовольствием и промышленными товарами, разгон в короткий период инфляции, товарный голод и массовое недовольство населения «перестройкой» были логичным результатом подобной политики. Предпринимавшиеся с 1989 года попытки что-то отыграть назад, сократить (несколько) отдельные статьи расходов, поднять цены уже не имели принципиального значения да и носили излишне непоследовательный и фрагментарный характер. Предложения перехода к рыночной экономике, в том числе в аграрной сфере, открыто звучавшие от экспертного корпуса уже в конце 1986 года, тоже не встречали поддержки[1352]
.