Пожалуй, ключевым событием тут стала сознательная и добровольная утрата «центром» контроля как за деятельностью руководителей предприятий, так и за многими регионами СССР. Ведущие члены горбачевского Политбюро имели каждый свое видение реформ. Однако они сходились в одном — в сокращении роли «центра», то есть союзного правительства, и передачи максимум прав и возможностей нижнему руководящему звену, то есть директорам, легитимность которых должна быть подтверждена их выбором трудовым коллективом. Аналогичным образом они надеялись, что местные власти, легитимность которых должна быть подтверждена свободными выборами, более эффективно возьмут на себя развитие экономики, как это было в период совнархозов.
Например, уже в конце 1985 года произошла реорганизация агропромышленного комплекса СССР с ликвидацией семи союзных министерств и передачей их функций в республики при сохранении координационного центра — Госагропрома СССР (и сокращении штата союзных чиновников примерно втрое)[1353]
. В аппарате ЦК КПСС в 1988 году, как говорилось выше, были ликвидированы большинство «отраслевых» отделов с сопутствующим сокращением штатов. Закон о предприятии лишил государство реального контроля за основной стратой субъектов советской экономики. Создание системы спецбанков и передача им филиальной сети Госбанка СССР привели к утрате контроля за государственными средствами, направляемыми предприятиям и сельскому хозяйству, а возникший в процессе становления банков паралич платежей привел к нарастанию паралича в экономике. И, наконец, в 1990 году во многих республиках и регионах СССР прошли свободные выборы местной власти. Это, собственно, и поставило крест на системе «советской власти» и возможностях КПСС, правительства и президента СССР реально влиять на ситуацию. Если до марта 1990 года речь шла о добровольной передаче полномочий (которые было возможно вернуть назад законодательным путем), то после победы на республиканских и местных выборах во многих регионах политических оппонентов союзного центра и КПСС это уже было невозможно реализовать практически без введения военного положения и прочих чрезвычайных мер[1354].Каким образом при этом должен был поддерживаться макроэкономический баланс, собираться налоги, сводиться бюджет (в условиях постоянных внеплановых и крупных расходов или крупных сокращений доходной базы в силу политических и экономических реалий), оставалось открытым вопросом.
Причины именно такого хода реформ носили, разумеется, субъективный характер. Как показано выше, разработка нового варианта реформ, компенсирующих «косыгинские», заняла очень много времени, фактически десять лет. В результате был сформирован длинный список пожеланий. Пока он шлифовался небольшими группами экспертов, в нем присутствовал разумный баланс между доходными и расходными мероприятиями. Когда список уточняли Андропов или тандем Тихонов — Горбачев, в нем тоже присутствовала определенная логика, хотя на первый план уже выходили административные меры и скороспелые эксперименты вместо болезненных сокращений расходов. Экономический план Черненко 1984 года, созданный под значительным влиянием Горбачева и Рыжкова, уже не выглядел реалистичным, поскольку обещал дополнительные инвестиции слишком многим отраслям сразу, но не был радикальным, поскольку сдерживался консерваторами в отношении повышения зарплат и «экспериментов». Но когда у Горбачева фактически не осталось противовеса — все пошло вразнос.
Михаил Шкабардня, управляющий делами Совета (и Кабинета) министров СССР в ранге члена Президиума Совета и Кабинета министров (1989–1991), пишет: