Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков

Женщины всех возрастов носили сарафаны: наименее состоятельные — из полотна, крашенины, китайки, богатые — из атласа, камки, стамеда. Девушки и молодицы, когда хотели принарядиться, надевали, кроме сарафана, цветную безрукавку, опушенную мехом, носившую название телогрейки или душегрейки.

Способы приготовления еды вырабатывались поколениями и, раз установленные, почти не менялись.

Каждому виду мяса строго соответствовала плодово-овощная или остро-пряная приправа. От этого правила не отступали. К говядине полагался чеснок, к свинине — лук, к зайцу — репа, к утке — слива, к гусю — моченые яблоки. Ко щам из свежей капусты требовался пирог с гречневой кашей, к кислым щам — пирог с соленой рыбой, к лапше — пирог с мясом, к похлебке из круп — пирог с курицей, к ухе — пирог с морковью. Без пирогов ели только холодные жидкие блюда: окрошку и ботвинью.

Любили нижегородцы рыбу во всех видах: жареную, вареную, печеную, сухую, вяленую, соленую и… сырую (только что пойманную!). Необыкновенно искусно варилась нижегородскими хозяйками уха: голая (без пряностей), красная (с шафраном), черная (с гвоздикой), белая (с перцем), желтая (с янтарным жиром стерляди), сладкая (из ершей), рыбацкая (с примесью крупы), пластовая, сборная и др.

Хлеб по будням употреблялся исключительно ржаной. Пшеничная мука шла на белый хлеб — калач, съедаемый в воскресенье и праздничные дни. Считалось в обычае приглашать соседа по улице в воскресенье «калача отведать». Иногда такое «отведывание» калача продолжалось столь долго, что вызывало последующее раскаяние. Отсюда родилась поговорка: «Теперь меня к нему и калачом не заманишь!»

Любимыми напитками нижегородцев являлись освежающий квас и опьяняющие мед, брага, зелено вино. Сквасить воду с мукой или сухарями и солодом умела любая хозяйственная нижегородка, но некоторые обладали еще секретом варить нижегородский квас из ягод можжевельника. Нижегородский можжевеловый квас XVII столетия — непревзойденный освежающий и подкрепляющий напиток, известный всей России. Бурлацкие договора, заключавшиеся в Нижнем Нове-Граде, имели зачастую обязательство нанимателя запасти для путины бочку с можжевеловым квасом.

Крепкий опьяняющий мед издавна был необходимой принадлежностью всякого нижегородского пиршества. За приготовлением домашнего меда наблюдал хозяин, а не хозяйка. Чтобы придать вареному меду опьяняющие свойства, прибавляли дрожжей или хмелю и оставляли неделю бродить. Готовому «ставленнику» можно было придать разный вкус. Приготовляли вешний, стоялый, обарный, красный, белый, с гвоздикой и особо крепкий «княжеский» мед.

С медом успешно конкурировало «зелено вино», в свою очередь делившееся на сорта: простое, пенник, полугар, боярское и двойное. Выкурка и продажа крепкого вина составляла привилегию государства, отдаваемую в XVII веке денежным людям на откуп. Частично разрешалась выгонка вина монастырям по тарханным грамотам и посадским людям для свадеб и семейных праздников.

Государевы винокурни и кабаки в Нижнем Новгороде с его уездом, отдававшиеся на откуп, перечислены в «Писцовой книге». «…Близь Ивановского мосту… по левой стороне, на старом таможенном месте, двор государев кабатцкой, а на нем хором: изба с горницею ниские, да изба на мшанике (т. е. на бревнах, проконопаченных мохом), да погреб с напогребицею…» Второй кабак стоял в переулке на берегу Оки между церквами Троицкой и Рождественской. Третий — «на Верхнем посаде, за Дмитровскими каменными воротами, против кузниц». Четвертый — в районе Ильинских улиц.

Кроме постоянных, существовали еще временные кабаки, открывавшиеся на день-два в переносных палатках при монастырях, соборах, церквах во время престольных праздников и других событий, вызывавших скопление народа.

Кабаки в те три дня в неделю, когда были открыты, наполнялись мелким городским и приезжим людом. Зажиточные горожане обычно осушали чарки зелена вина в домашней обстановке, задушевно беседуя с друзьями-приятелями.

Хождение «в гости» было в те времена единственным способом у пожилых людей скоротать свободное время.

Взаимные посещения происходили не «как бог на душу положит», а по заведенному отцами и дедами порядку. Человек «вежливый», т. е. знающий порядок, обязан был поступать, согласуясь с тем, как «делается у добрых людей». При взаимной «гостьбе» соблюдался известный «чин».

Старшие (по возрасту, сану, положению) вне особых торжественных случаев к младшим в гости не ходили. Являлись обычно равные к равным или низшие к высшим. Хозяин должен был уметь встретить каждого гостя по достоинству: человека сановитого — у крыльца, менее значительного — в сенях, а более низшего — в комнате.

В застольном разговоре принято было взаимно величать друг друга «государем», «благодетелем», «кормильцем», причем сполна выговаривать имя и отчество собеседника, а себя называть уменьшительным именем, прибавляя такие выражения: «прости моему окаянству», «дозволь моей худости», «кланяюсь земно тебе, государю моему» и прочие.