Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков

Взаимными врагами оказались: крупный и льготный вотчинник, средние и мелкие служилые дворяне и дети боярские и закрепленный при поместье крестьянин, посадские тяглые люди и вольные, не знавшие определенной оседлости «крепостные утеклецы». Кроме того, обострились противоречия внутри каждого сословия между людьми различного материального достатка.

Кое-где в глубине страны слышались заглушаемые на первых порах таинственные пересуды и ропот. Собирались по городским закоулкам кучки посадских бедняков и холопов, высказывая шепотком потаенное общее желание «убавить боярской спеси и толщи». Ширился, рос по стране стихийный протест против феодально-крепостнического гнета и эксплуатации. Все сильнее, заметнее становился он и в Поволжье.

30-е годы столетия ознаменовались в Нижегородском крае, как и везде в стране, крупными, необъяснимого происхождения, пожарами. Ходили слухи, что огненное бедствие — дело бродячей шайки поджигателей. Центральная власть разослала городовым воеводам и крупным монастырям предупредительные грамоты, в которых описывались приметы «зажигальщиков». Такую грамоту получил архимандрит Рафаил — настоятель Печерского монастыря.

«В прошлом в 138 году июня в 19 день послана тебе с братией заказная память и под памятью имена воров-зажигальщиков с приметами, которые зажигали в Москве и пошли по городам. И буде которые приезжие люди и прохожие учнут приходити в Печерский монастырь и буде они в те приметы посойдутся, таких людей велеть задерживать и в железа ковать…

А в нынешнем во 139 году, сентября в 4 день писали из Арзамаса воевода кн. Венедикт Оболенский да подьячий Макарий Чукарин, что пойман у них в Арзамасе вор-зажигальщик Митька Данилов сын торопченин и в распросе-де тот Митька сказал: «…пришел он в Арзамас из Нижнего и в воровстве и в зажигании на себя и на товарищей своих зажигальщиков говорил, которые зажигальщики зажигали на Москве и которые с Москвы посланы по городам зажигать, а послали-де их с Москвы черкас Пежегор и боярский сын Юрий Редриков. Да в распросе же зажигальщик Митька сказал, что Арзамас город они зажгли, а из Арзамасу идти им было зажигать в Нижний Новгород… А имена ворам-зажигальщикам написаны в арзамасской отписке: Салтыкова (крепостные) люди Мишка Микифоров — лицом румян, волосы и борода изчермна русы, голова посечена, на грудях мети. Гришка Васильев — ростом высок, собою тонок, бороду бреет, правая нога пробита из пищали. Андрея Голубовского люди: Ивашка Васильев, Васка Чюрван. Ефима Бутурлина люди: Федька Юдин, Степанко Иванов, подслеп, Мишка Степанов, Ондрюшка Белолик… И таких людей приводить в Нижегородскую Съезжую избу к воеводе Ивану Никифоровичу Трахониотову да к дьяку Богдану Поздееву…»».

Несмотря на наказ государя, «зажигальщиков» поймать не удалось.

Правящим московским кругам было от чего приходить в уныние. Сургутский казак Алешка Леонтьев, побывав в столице накануне похода под Смоленск (1632), так передавал царившее там настроение: «Был-де он, Олешка, на Москве и с Москвы приехал вскоре. А делается-де на Москве нестройно… разделилась-де Москва на трое: бояре — себе, а служилые дворяне — себе, а мирские всяких чинов люди — себе ж. А государь-де для того в кручине».

К 1641 году относится связанное с Нижегородским краем «происшествие», сильно встревожившее московских бояр и царя.

17 декабря думный дьяк Гавренев на заседании боярской думы передал царю Михаилу посыльную грамотку нижегородского сына боярского Прохора Колбецкого, адресованную из Москвы в село Малые Резанки Нижегородского уезда отцу, помещику Григорию Колбецкому. Грамотку перехватил в пути боярин Прозоровский, наблюдавший за поведением служилых дворян в столице.

В письме, довольно длинном, после строк о семейных делах шли столичные вести:

«…Сообщаю, что сейчас я в Москве со многими другими служилыми дворянами, на Рогожах стою… Здесь у нас смятенье великое между городами и Москвою… В народе говорят, что боярам быть от Земли (от ратных людей) побитыми… Из городов на бояр выбрали пятериков бить государю челом… Азов осажден от турских людей накрепко, и всего только пять казаков оттуда убежали и сейчас находятся в Москве… Служить в Москве трудно, и служба наша безконечная».

Сообщения в провинцию таких столичных «новостей» правительство сочло за «воровство» и подвергло отца и сына Колбецких пристрастному допросу.

Напрасно виновник этой следственной кутерьмы Колбецкий-сын утверждал, что «писал он грамотку так спроста мирскою молвою, а не с каким-либо умыслом или по подговору лихих людей…». Прохорку строго наказали, «чтобы другим неповадно было», а правительство стало спешно принимать меры оборонительного характера против возможных народных волнений.

«Береженого бог бережет», — сказал перепуганный нижегородский воевода Данила Иванович Ладыгин, получив в 1646 году приказ спешно привести в боевую готовность стены кремля.

Однако поручение оказалось сложнее, чем думал воевода. Пришлось ему вместе с дьяком пораскинуть мозгами, составляя осторожное донесение царю.