Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков

Путь по ступенькам прогресса оказался, однако, довольно трудным и болезненным. Приходилось ломать устоявшиеся представления о правильности и незыблемости старинных «божественных» и монарших установлений.

Это убеждение, подкрепляемое верой в то, что «деды-то не глупей нас были», весьма характерно и для бытовой нижегородской жизни второй половины петровского царствования.

Первое, что на рубеже столетий сильно затронуло верования и традиции нижегородцев, была реформа календаря.

В XVII столетии русская хронология вела счет лет «от сотворения мира». Одним из наиболее важных дней в году считался первый день сентября: начинался новый год, или, по-старинному, новолетие. Кончались полевые работы, уплачивались годовые оброки, дани и пошлины, завершались договоры и сделки между всякими посадскими, торговыми и сельскими людьми.

1 сентября, называвшееся также днем Семена-летопроводца, отмечалось в Нижнем Новгороде торжественной религиозной церемонией — молебном на лучшей в городе Благовещенской площади.[43] Пушкарям и затинщикам на кремлевских стенах поручалось, удалив из орудийных дул накопившийся сор, произвести «со всякою опаскою и бережением» праздничные выстрелы.

Многие из зажиточных нижегородцев в конце XVII века еще соблюдали приурочиваемый к 1 сентября обряд «сажания на коня и пострига» сына-первенца. Вся семья участвовала в этой церемонии. «Кум» и «кума» выводили семилетнего «крестника» на двор, где отец дожидался с объезженным конем, на которого и сажал первенца. Кум водил коня под уздцы, а отец придерживал сына рукою. Выстриженные на темени мальчика волосы передавались матери, зашивавшей их в ладанку.

Как и всегда, торжественно отпраздновали нижегородцы очередной «от сотворения мира» 7208-й год.

Осень прошла в полном спокойствии, но зима принесла с собою неожиданный сюрприз. 15 декабря пронеслась по городу тревожная весть: прибыли из Москвы царевы посланцы с удивительным указом. Прибежавшие на Торговую площадь Нижнего базара люди окружили бирючей, читавших вслух бумагу с печатью: «Великий государь царь и вел. князь Петр Алексеевич указал объявить всем. Ведому ему, государю, учинилось, что не только во многих европейских странах, но и в народах славянских, как-то Валахи, Молдавы, Сербы, Долматы и Болгары, года исчисляют после праздника Рождества в седьмой день спустя, т. е. с генваря 1-го числа». Далее давалось и некоторое объяснение нового летосчисления: «Того ради указывает великий государь впредь лета вычислять в приказах и во всяких делах и крепостях писать с нынешнего генваря с 1 числа… А в знак того доброго начинания в Москве и по городам на домах и воротах учинить некоторое украшение от древ и ветвей сосновых, еловых и можжевеловых. Да января ж в 1-й день, в знак веселья, поздравлять друг друга с новым годом и столетним веком. По улицам в ночи с первого по седьмое число генваря огни зажигать из дров, хвороста или соломы».

Царский указ был принят жителями Нижнего Новгорода как посягательство на освященный древностью порядок. «Как наш государь мог переменить солнечное течение?» — говорили многие. Даже настоятель Михайло-Архангельского собора глубокомысленно изрек: «В переносе новолетия с Семена дня на Васильев день (праздновался 1 января) вижу всесовершенное благочестия ниспровержение».

Кто знает, до чего дошел бы ропот, если бы новое петровское распоряжение не вытеснило из умов нижегородцев мысли о календаре.

В феврале 1700 года царские бирючи у воеводской избы в Нижнем вновь объявили народу царскую волю: «…всяких чинов людям, московским и городовым жителям и помещиковым крестьянам, которые живут в Москве для промыслу, кроме людей духовного чину и пашенных крестьян, — носить платье немецкое верхнее Саксонское и Французское, а исподнее, камзолы и штаны, и сапоги, и башмаки, и шапки немецкие же. И женскому полу всех чинов, а также попадьям, дьяконицам и стрелецким женам носить платье, бостроги, и юпки, и башмаки немецкие ж. А Русского платья и Черкасских (казацких) кафтанов, и тулупов, и азямов, и штанов отнюдь никому не носить, и мастеровым не делать, и в рядах не торговать».

Это распоряжение поразило нижегородцев не столько неожиданностью, сколько своею категоричностью. Вопрос о необходимости изменения русского платья поднимался не однажды и ранее. Иностранцы, наблюдая русский быт второй половины XVII века, отмечали неудобство национальной одежды во многих отношениях. Она дорога и непрактична: длинные полы стесняют движения.

Петр, насмотревшись за границей на короткие кафтаны, блузы и куртки, задумал радикально изменить отечественное одеяние. В ноябре 1699 года, на пиру в Грановитой палате, царь с ножницами в руках обходил столы и обрезал у присутствующих слишком длинные полы и рукава. Через несколько месяцев появился в провинции знаменитый указ.

Желая скорее популяризировать нововведение, правительство распорядилось поставить по городам, в том числе и в Нижнем Новгороде, на перекрестках улиц деревянные манекены — подобие человеческих фигур, — одетые по указанной форме. Это произвело еще больший «соблазн».