Проводимые самодержавным царем реформы требовали напряжения всех сил страны. Экономический рост России осуществлялся за счет притеснения народных масс. Повинности и поборы всем своим бременем ложились на крестьянство.
Петровская инициатива в выжимании денег была неистощима и изобретательна. Указ за указом получали нижегородские земские, таможенные и кабацкие начальники. Из столицы требовали денег, денег, денег… Указы сопровождались характерными для Петра угрозами: лишить жизни или сослать на вечную каторгу. Нижегородцы, как и жители всех других российских городов и сел, отдавали имущество, деньги, хлеб, иногда расставаясь с последней шубенкой. Нередко для взыскания недоимок приходилось направлять в села воинские команды.
Основные подати — подворная и лошадная (подводы) — тонули в массе бесчисленных мелких сборов и взиманий. Где бы ни находился плательщик, везде к нему протягивалась рука государственного сборщика, именуемого в высших сферах «прибыльщиком».
Сельский житель, не выходя из дома, платил за печную трубу, за домашнюю баню. Платил за кожаный хомут, за дубовую телегу и за дубовые колеса и ободья. На улице платил за место у водопоя, за стирку белья у деревенского пруда. Около речки платил за ловлю рыбы, за прогон плотов, за покупку лодки. Отправляясь в соседнее село, крестьянин должен был захватить, из дому несколько грошей (двухкопеечников): предстоял платеж у каждого речного моста, у каждой переправы.
Особенные хлопоты переживал крестьянин, когда в базарный день отправлялся в город. Сборщики торговых налогов и пошлин останавливали крестьянский воз задолго до городского рынка. Не имея иной раз возможности заплатить немедленно, крестьянин клялся, что внесет деньги на обратном пути. «Прибыльщик» выдавал квитанцию, оставляя в залог крестьянские рукавицы. Следующие брали опояску, нательный крест… Последний сборщик у городской заставы снимал у мужичка шапку. И торговал крестьянин на базаре простоволосый и полураздетый.
Правительству было известно о тяжелом положении народа.
Главный российский «прибыльщик» Курбатов докладывал Петру: «От правежей превеликий обходится всенародный вопль, а паче в поселянах яко не точию последнего скота, но и наибеднейшие домишков своих лишаются». Выдающийся русский публицист той эпохи Иван Посошков, автор «Книги о скудости и богатстве» (1724), свидетельствует: «Во поборах за гривну из человека хотят душу вытянуть, а что многие тысячи людей погибают, того нимало не смотрят». Однако правительство не ослабляло финансового гнета: все новые и новые обстоятельства требовали усиленного пополнения государственной казны.
На усиление крепостнической эксплуатации народ ответил массовыми выступлениями, ознаменовавшими начало XVIII века.
Осенью 1707 года началось крестьянское восстание на Дону и в Слободской Украине, постепенно приближавшееся к Волге. Восстание начали казаки, их поддержали тамбовские, воронежские, Козловские крепостные. Возглавил восстание Кондратий Булавин, провозглашенный атаманом Войска Донского.[44]
Он рассылал всюду «прелестные грамоты» с призывом посадским, торговым и всяким черным людям «побить бояр, прибыльщиков и немцев». «…Нам, казакам, — говорилось в воззваниях, — до черни дела нет, нам дело до бояр и до тех, которые неправду делают, а вы; голытьба, все идите к нам со всех городов, конные и пешие, нагие и босые — будут вам кони, ружье, платье и денежное жалованье!»К началу 1708 года восстание распространилось на области среднего течения Волги и нижней Оки. 27 мая в Нижнем впервые появились «воровские надписи». На кирпичах Дмитровской башни левкасным мелом было начертано крупными буквами: «Быть бунту, что и в Астрахани». Такие же надписи появились в кремле, на заборах домов Приказа монастырских дел и стрелецкого головы.
Воевода Никита Кутузов немедленно принял «меры» — поставил около каждой надписи для ее сохранности пару стрельцов и послал донесение царю. Через две недели пришел ответ: «Никита Кутузов, человек ты недалекого ума, допустил в сем деле немалую оплошку!» Тут только понял воевода, что полмесяца горожане беспрепятственно читали призывы к «бунту».