Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков

Полиция не вмешивалась в нижегородские «ледовые побоища», но обязательно присутствовала и наблюдала, чтобы сражающиеся в пылу увлечения не пускали в ход ножи, кистени и каменья и не бросали песок в глаза. С теми, кто клал в рукавицы медные пятаки, расправлялись совместно свои и чужие драчуны.

Масленичный кулачный бой картинно запечатлен в поэме «Масленица» неизвестного автора того времени.

…Сия румяная роскошная богиня
В кулачных всех боях безстрашна ироиня,
Таскаясь по градам, по селам, деревням,
Следы там по себе вреда являет нам…
………………………
Среди безделья в роскоши такой
Заботы молодцам свербежим нет иной,
Как только на бои пойти куда кулачны
И храбрости явить успехи там удачны…
Тогда сбираются не в тучи облака,
Но сыплют мужики толпой на кулака.
Вдоль улиц в городах, установясь стеною,
Противну стену сбить желают пред собою.
Не страшный Марс стоит с мечом перед стеной —
………………………
Зачинщик с кулаком, детина удалой…
Все кажутся почти с распухлыми щеками,
Сугробы снежные потоптаны ногами,
Иной лежит в снегу, сраженный в битве, ниц,
Нет шапки на главе, нет ратных рукавиц;
Все ищут в кулаках довольную причину,
Чтоб небо для других казалося с овчину…

Кулачные бои в Нижнем под надзором полиции продолжались весь XVIII век. В дальнейшем они происходили на окраинах города, без позволения властей.

Под полицейский контроль попали обывательские свадьбы. «…Лица, имеющие чины ниже 5 класса (т. е. фактически почти все население Нижнего), не имеют права приглашать на свои свадьбы более 24 лиц. Пирование не может продолжаться более трех дней. Угощение гостям не должно превышать одной двадцатой доли взятого приданого и вообще обходиться более 300 рублей…»

После свадьбы обыватель ощущал еще большую о себе «заботу»: одной из обязанностей полиции было наблюдать за крепостью брачной жизни. В полицейских инструкциях предписывалось «с пути сошедшему указывать путь» или в некоторых случаях настоять, чтобы «муж прилепился к своей жене».

Особый надзор был за тем, чтобы все жители города по большим праздникам посещали церковные службы, а в «великом посту» исповедовались, сообщая священнику о своих прегрешениях и проступках.

Правительство видело в посещении людьми церквей средство воспитания. В церковный ритуал вводились, по инициативе правящей власти, торжественные добавочные церемонии. Одна из них, особенно эффектная, происходила в Нижнем единожды в год. В городском соборе священнослужители при большом стечении народа громогласно «проклинали» врагов веры и императора, предавая анафеме «супостатов», — в их число наряду с Гришкой Отрепьевым, Ивашкой Мазепой и иже с ними попал и… Степан Разин.

Религиозное ханжество императрицы Елизаветы, дочери Петра I, привело к предписанию «святейшему Синоду» придумать и читать в церквах особые молитвы по поводу «посещающих» отдельные губернии природных бедствий. В 1749 году для нижегородских церквей была сочинена молитва по случаю скотского падежа, а в 1752 году — сразу две молитвы об избавлении садов и огородов от насекомых, истребляющих цветы и листья.

В 1721 году был отменен старорусский «правеж» — способ «выколачивания» денег с задолжавших людей. Тогда нижегородский обычай выработал своеобразную меру получения долгов с неисправных плательщиков. Лавочник, в большинстве случаев неграмотный, отпускал товар в долг, делал зарубки на дощечке-бирке. Напоминая о долге, торгаш грозился «срезать зарубки». Если в конце концов уплаты все-таки не следовало, то кредитор срезал зарубки и тем получал право в воскресный день у церкви сорвать с головы должника шапку (у женщин — платок). С этого момента неисправные должник или должница, как «опростоволосанные» люди, лишались «чести», и им никто в городе более не верил в долг.

С разорившимися купцами и ремесленниками поступали по-другому. По указу 19 июля 1736 года «О партикулярной отработке долгов» несостоятельные купцы и мещане отдавались в «зарабатывание» землякам, пожелавшим принять их, которые за них выплачивали в год по 24 рубля. Несостоятельный должник должен сам был приискать себе «господаря» (хозяина), иначе его отдавали в казенную работу на Балахнинские соляные варницы с выплатой только 12 рублей в год.