Очищение

— «Властям Владивостока в случае, если слухи верны. Улан-Удэ разрушен. Озеро Байкал быстро меняет очертания, западный берег резко опускается. Землетрясения. Сейчас говорит поселок Селенжинский. Генерал-лейтенант Белосельский…» — Романов вздрогнул, услышав знакомую фамилию, но тут же забыл об этом совпадении… — Тут пропуск… дальше: «…Прочно контролируем поселок и окрестности. Большое количество беженцев, детей-сирот и больных лучевкой. Сильные ветра, необычное похолодание. Надеемся справиться. Готовимся. Сделаем все, что можем. Подтверждаем готовность сотрудничать». Опять пропуск, дальше: «…В этом случае не стоит даже пытаться. У нас достаточно техники и боеприпасов, чтобы отбить охоту…» Снова пропуск, дальше: «…Будем передавать с 17.00 до 18.00 и с 3.00 до 4.00 по Москве каждые сутки и ждать в эти же…» Все.

— Кто-нибудь… Да тише, черт возьми! — Романов стукнул обоими кулаками по столу, потому что поднялся снова невероятный радостно-удивленный шум. — Кто-нибудь знает Белосельского?!

— Я! — поднялся полковник Сельцов, представлявший сейчас объединенное руководство ВВС и ПВО — контору, бывшую практически бесполезной, не прими Большой Круг решения о старательном сохранении всех механизмов, аппаратуры и прочего. — Хорошо знаю, думаю, меня он тоже помнит. Строго говоря, два года назад он вышел в отставку… до этого десять лет служил в штабе округа, бывший десантник. Последнее время по поручению полпреда президента курировал кадетские корпуса. Надежный человек, настоящий офицер, но как бы сказать, с тяжелым характером.

— Вы сможете его опознать во время радиосеанса? По каким-нибудь характерным словечкам, приметам речи? — тут же спросил Шумилов, как видно, сразу понявший идею Романова.

— Эй, эй, эй! — подал голос молодой ученый, уже разговаривавший сразу с несколькими людьми. Он вывернул шею, глядя через плечо. — Мы не можем обещать…

— Я знаю! — рявкнул Романов. — И не надо обещать! Сделайте!

— Мы… — Парень вдруг усмехнулся и кивнул: — Хорошо. Сделаем.

— Могу, — решительно сказал Сельцов. — Практически стопроцентно.

— В таком случае вам это и поручается. — Романов рухнул на стул. И с трудом удержал себя от желания спрятать лицо в ладонях и вслух пробормотать: «Неужели получится?!»

* * *

Женька заявился около девяти часов — у Романова шло совещание с Русаковым, Муромцевым, голландцем Северейном и представителем японцев по вопросам совместной обороны. Точней, по вопросу включения экипажа фрегата и взрослых японцев в отряды самообороны. Мальчишка был по пояс в грязи — ощущение такое, что он куда-то проваливался, — и при этом крайне доволен. По стеночке (и оставляя на полу отчетливые черные следы ботинок) он проскользнул в дверь, за которой при старом мэре располагалась роскошная комната отдыха, а сейчас была просто спальня-кабинет Романова. Там же стояла в углу наскоро смонтированная душевая кабинка с электронагревателем.

И японец, и голландец вели себя недоверчиво-подчиненно. Явно ждали каких-то подлянок, и Романов не знал, как их переубедить. Да и не очень старался, полагаясь на время, — разберутся сами. Вооруженные силы нового государства (кстати, еще не имевшего названия) состояли в первую очередь из ополчения — всех мужчин, которые могли носить оружие и — на этом настоял Большой Круг, хотя сам Романов сомневался, — не злоупотребляли алкоголем, а также вели какое-то собственное хозяйство или значимое «дело» либо состояли на общественно важной службе. Выпивохам и тем, кто предпочитал жить на обязательные пайки, работая «от и до», оружия не полагалось. Большая часть солдат-срочников из всех уцелевших воинских частей после разрешения на демобилизацию слилась с населением.

Ударную часть армии составляли группы офицеров, следивших за законсервированной техникой, а также сами собой сформировавшиеся — в основном из состава бригады морской пехоты и из добровольцев, желавших посвятить этому всю свою жизнь, — вокруг нескольких человек мобильные отряды, похожие на личные дружины. Именно они занимались дальним поиском за пределами города и превентивно сражались с бандами. Подобный расклад слегка настораживал Романова, хотя он ни с кем не делился своими опасениями. Его — несмотря ни на что! — все-таки пугала возможность феодального сепаратизма в будущем. И он открытым текстом определил Жарко в прямую обязанность создание из отобранных им воспитанников личной дружины для него, Романова. Мысли о регулярной армии по старому образцу оставались пока что мечтами…

Когда Романов вошел в комнату отдыха и уселся за стол, расстелив перед собой большую карту земель в «треугольнике» Благовещенск — Николаевск-на-Амуре — Хабаровск, Женька еще не вышел из душа. Слышно было, как он там довольно мычал. Громко и радостно, временами перекрывая плеск. Мылся и пел. Слушать это было тяжело, если честно… но Женька редко вспоминал о своей немоте, и жестоко было бы ему о ней напоминать лишний раз.