Картина складывалась. Кольцов прибыл на хутор, где его с нетерпением ожидал Бобровский, предвкушая известие, что с ненавистным «покровителем» покончено раз и навсегда. Исполнитель был проверен в ситуации менее критической. Именно Кольцов пристрелил Глеба Косицу, мстя за пережитое аптекарем унижение и, разумеется, тем самым освободив помещение «Богатыря». Втайне Бобровский всегда ненавидел таких, как Глеб, физически сильных, красивых и независимых. Власть над ними была острейшим наслаждением, но Косица оказался недостижим и неприступен. Оставалось одно.
После того, как Кольцов оправдал ожидания, Бобровский приступил к реализации главной цели — покончить с врагом номер один. Собственно говоря, он полагал, что Мерецков и для Кольцова конкурент и соперник, и капитан вполне мог бы «сделать» его бесплатно. Однако сам Кольцов придерживался иного мнения.
Вместе с тем Бобровский не доверял никому — этому свидетельством отравленный коньяк, оставленный в домашнем баре, с опаской относился он и к Кольцову: приглашал в дом, держа под рукой ружье. Он был, в принципе, удовлетворен — из города поступила информация, что Мерецков исчез. Это подтверждалось содержимым стеклянной банки. И все же, выстрелить он опоздал: свою жизнь не уберег, но и убийцу не упустил.
Кольцов готовился к делу хладнокровно. К пистолету был приклеен изолентой пластиковый пакет, чтобы не сорить гильзами. Сработать бесшумно — ножом — у него не получилось, Бобровский даже после предъявления «доказательств» не подпускал его к себе. Оставалось огнестрельное оружие, но капитан немного переоценил свой профессионализм.
Служба в милиции давала ему многое. Сослуживцы со старого места работы — из Ленинского райотдела, — охотно выбалтывали капитану служебные секреты, вызывая тем самым огонь на себя.
Строкач был убежден, что болтуны из Ленинского мололи языками без злого умысла — но результатом стало развертывание системы рэкета в районе и возрождение ремесла «зонтов», тем более прибыльного, что сигнализация у тебя под контролем.
С трупом подвернувшегося бомжа Кольцов распорядился без церемоний. Отрезал ухо, столь ему необходимое, а голову забросил подальше в пруд. У него же отрубил и руку, довольно умело нанеся татуировку. Конечно, для экспертизы это семечки, но для аптекаря хватило. Однако судьба распорядилась иначе.
Размышляя, Строкач сидел в своих «жигулях», когда из-за угла показалась знакомая крепкая фигура. Спортивная собранная походка, выдвинутая вперед челюсть — все говорило о том, что единственный персонаж, не пострадавший в ходе этого дела, чувствует себя неплохо.
Майор выскочил из машины как раз вовремя, чтобы мужчина не успел скрыться в воротах.
— Константин Петрович! Какая встреча!
Мерецков остановился, секунду поколебался и повернулся к майору. Лицо его сразу стало утомленным.
— Встреча, говорите, майор? Да уж. Только вы на меня слов не тратьте, я сегодня наговорился — во! — он секанул ладонью по кадыку. — Спасибо вам, конечно, только сдается мне, дали вы маху, не меня, а себя подставили. Люди всегда могут столковаться.
— Это вы о нас с вами, Константин Петрович? — Строкач улыбнулся не без лукавства.
— Нет уж, мы с вами свое отговорили. Думаю, майор, перемудрили вы тут. Спасибо за урок, в другой раз буду осторожнее.
— С вами что-то случилось? Может, проедемся к нам? Иной раз разговором начистоту можно и душу спасти, и, знаете ли, — тело.
— От чего? От свежего воздуха?
— Не надо этой иронии, Константин Петрович. Задерживать вас я не собираюсь…
— Ох, уважили!..
— Фактов нет, вы же знаете.
— Вот и дайте мне пройти!
— Пожалуйста, — Строкач отодвинулся и печально улыбнулся. — Вы свободный человек, идите… Но уверяю, остаться — в ваших же интересах.
Однако створки уже разъехались, в глубине раскрывал шефу дружеские объятия Грызин, и Мерецков, измотанный и выжатый, но непокоренный, ступил через порог родного гнезда. И лишь, когда автоматика задвинула за ним бронированные воротины, почувствовал, как у него отлегло от сердца.
Строкач не стал маячить возле дома. Сев в «жигули», он рванул с места и скрылся за поворотом, провожаемый внимательными взглядами — из зашторенных окон дома и из киоска «Союзпечати» на углу, где новый продавец, сменивший прежнего старичка, изредка наклонялся к портативной рации в ящике прилавка.
Не прошло и четверти часа с момента отъезда Строкача, как ворота снова распахнулись, выпуская малиновую «хонду» с непроницаемо черными стеклами.
Направление, в котором двигалась «хонда», не явилось для прильнувшего к рации Строкача неожиданным. Он и сам уже находился на полпути к дому Сутина, однако предпочел, свернув в переулок, пропустить сверкающую «японку» и осторожно, на большой дистанции, «усесться на хвост». Уже в двух кварталах от дома майор вздохнул и вызвал подкрепление.