Ода на смерть оборотня

Раньше я не думал, что мир состоит из боли. Теперь уверен. Когда морок рассеялся, с трудом фокусирую зрение на глубоких царапинах у ножек кресла и собственный откушенный язык. Кашляю кровью: исчезли запахи и звуки.

Не заскулю. Не зашиплю, демону на забаву. За свободу полудницы пять десятков лет рабства сносная цена. Оборотни ведь не чувствительны к боли, не так ли? Сердца у них нет, нет привязанности, равно как и страха.

Что же это под креслом в крови светится? Никак кусочек уголька жгучего? Нарочито громко кашляю. Цапнул ладонью кусок плоти вместе со светящейся точкой, сунул в карман портков. Язык – ерунда, новый отрастет, а вот колдовской негасимый уголёк не оставлю. Авось, пригодится.

Оборотня можно уничтожить, но нельзя сломать. Видать, настало время проверить предел выносливости Тени.

История четвёртая. О волшебном обруче и богах подземного мира

«Эх, оказаться бы сейчас в лесу! Да хоть в земле собакоголовых людей или синих многоруких богов!»

Я притулился за лавкой и мечтаю.

Сверху, на лавке, сидит демон Филотанус. Голос его спокоен, но пол под ним дымятся. Раскалилась и цепь в холёных руках. Наблюдаю, как нагреваются звенья цепи и приближаются к моему ошейнику.

– Почему мой обог’отень? Отправь дг’угих. – За годы жизни на чужбине демон не пожелал избавиться от акцента. – Или у тебя г’абы закончились?

Хозяин бескрайних лесных земель Кощей отвечает сурово:

– Рабы в моих землях не водятся. Слуги есть верные. Ведомо нам, только Тени под силу вернуть утраченное.

Второй час эти двое спорили обо мне, оборотне Тени.

Филотанус раздражённо стучит носком сапога, но перечить Хозяину не осмеливается:

– Вассал моего вассала не твой вассал.

Кощей пожимает острыми плечами в золотыми нитями вышитой рубахе.

– Вы увег’ены, что искать колдовской г’аг’итет надо в том самом месте?

От дверей пискнул волхв:

– С вашего позволения, видения не врут – обруч там… и гадальный череп подтвердил…

Демон дёрнул цепь, в шею врезались шипы на ошейнике.

– Г’аб обязан обернуться в срок.

– Оборотень возвратится с искомым.

Кощей негромко стукнул резным посохом:

– За сим кончаю разговор. Слово Хозяина твёрже Алатырь-камня.

Демон пнул меня, рывком поднялся. Лавка отлетела, ударилась об стену. Обломки рухнули на пол и вспыхнули.

Тут же из стен набежали домовые, растащили куски, затушили огонь. В кощеевой великой избе домовые проходят особую школу послушания. Светящиеся черепа, паутина, вековые пылинка к пылинке, ажурные паутинные разводы на окнах – как любит хозяин. За непорядок – строгий спрос.

Вот и сейчас домовые с укоризной глядели на дымящиеся демонические следы на натёртом деревянном полу. А я еле поспеваю за натянутой цепью и демоном. На выходе бросаю взгляд назад.

«Спасибо, батюшка Кощей, за передышку. Сочтёмся».

Дверь впечатала в стену зазевавшегося волхва. Часовые при входе отпрыгнули в стороны и взяли на «караул».

Кощеевы слуги действовали стремительно. Выдали лапти-бегоходы, накачали наставлениями, пригрозили хозяйским гневом, указали на юг и благословили напутственным пинком.

Так я оказался в пустыне. Недоучка волхв, чтоб ему за обедом икалось, пожалел для лаптей колдовского варева. В бегоходах закончилось волшебство. Пару вёрст бежал по инерции, затем проехал носом по песку.

Делать нечего. Пыль выплюнул, ящерицей закусил, на шею бегоходы определил и побрел по запаху, вслед за ветром.

Ну и скука: песок, хмарь, жарь и незнакомые созвездия.

Как добрался до берега моря – отдельный сюжет. Расскажу при случае, если желаете горько рыдать в меховую накидку. Верблюды признали во мне скрытого зверя и отказались везти. А без животных караванщики в пустыне обречены: солнце, жажда, прибившийся оборотень-попутчик, свирепые степные львы. Оказалось, львы пригодны для поездки верхом. Им бы лапы длиннее: песку нагрёб.

Главное, выбрался к морю. Бок заживёт, верблюжьих блох выведу. Льва отпустил, очень уж просил. Обещал исправиться, отныне оборотней за версту обходить. Эх, доброта моя.

На берегу плот сколотил, дальше в путь пустился. При ярком солнце море выглядело ласково, но два дня болтанки убедили в обратном. Когда ветер стих, плот встал намертво. Вокруг только синь, жара, тоска и доска. Некогда мне среди моря торчать, высунутым языком рыб смешить.

Что же придумать?

Краем глаза смотрю: по лаптям-бегоходам искра проскочила. Думал, померещилось, солнечный луч играет. Ан, нет, ещё одна. Лапоть об лапоть потёр – разбежались по лыку жёлтые искорки. Значит, осталось волшебства на донышке. Любая магия нуждается в подзарядке. Оброс наскоро шерстью, натёр хорошенько лапти об бока и загривок.

Рыбы из воды рты разинули: искрю, как Перун. Не дурак буду, ближнюю когтём зацепил – вот и обед. Вторую поймал – вот и ужин. Рыба морская оказалась не хуже налима и щуки. Бегоходы плот подгоняют – тот несётся шибче норовистой лошади.

Брызги, ветер, рыбы врассыпную, дельфины наперегонки, сверху оголтелые чайки – эге-гей, залётная!