Извлёк из-за пазухи кувшин формы удивительной – узкое горло, острое дно, на боку узоры нарисованы.
Ёршик в молоке забулькал.
– Дар подземного бога Харона. – Тень кувшин подал. – Тебе хватит и глотка.
Ох, и вкусный тот глоток!
…качается стена… Небо в окне меняет тона, облако отрастило вдруг штаны, улыбается нахально и едко…
У лица мельтешит жёлтое пятно. Отмахиваюсь – не мешай! Хорошо мне – малые пташки поют. А пятно не исчезло, наоборот, по носу щёлкнуло.
– Был Баян, стал болван.
– Баян! Эй! Эвон тебя как с единого глотка развезло!
– Вино колдунов не для слабаков.
Дальше помню плохо.
Сквозь мутное болото пробивается гостей беседа.
– А что, если…
– Нет!
– Моя идея – панацея!
– Не буду обмазываться птичьим дерьмом!
– Во-первых, это гуано, а во-вторых…
– Предложи ещё раз – отведаешь полной ложкой, с добавкой!
Ик! Ик! Ик! Это моё нутро предательское. Сунули под нос миску с молоком. Выпил, подавился жёлтой шерстью. Икота перешла на Федота, с Федота на Якова, с Якова…
– Что с ним?
– Ворожит помаленьку.
Лежу. Отчего пол качается? Сквозь дремоту слышу:
– Клади фрукты! Где должен быть командир? Впереди, на лихом коне!
– Увы, нет коня, а у тебя – ума.
– Не умею я обращаться в змею! Соблазнять дев не буду! Нам яблоко украсть надобно, а не познать сущее.
– В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и клюют без промаха в лоб.
Эх, красиво! Под гусли бы такое спеть.
– Ты всерьез предлагаешь подкинуть девам плод с надписью «Прекраснейшей»? И пока они дерутся, стащить яблоко? Думаю, птицы грамоту не разумеют!
– Подстрелить стрелой калёной с нитью привязанной? За нить подтянуть? Это, конечно, дело. Только Кощей не обрадуется дырявому яблоку. Если оно на серебряном блюде кривду покажет?
Тут я проснулся. Захотелось пить. Нетвердо поднимаюсь на ноги, вижу кувшин. О, ещё бы глоток дивного вина!
И валюсь назад от резкого крика. Кувшин выпал, стукнулся о пол и разлил винную дорожку.
В окне Гамаюн-птица распахнула уста сахарные – завопить в другорядь. Но принюхалась. Вытянула шею. Раздула тонкие ноздри, учуяла аромат пролитого вина. Звякнули золотые украшения в густых волосах, бряцнули усереги на висках.
Взмахнула крылами и молвила дивным голосом:
– Дай!
Девам-птицам перечить нельзя. Склоняюсь:
– Приветствую, светлая! Ик!
– Дай! Дай!
Падаю ниц. Стены со мной качнулись.
– Да, светлая! Окроплю в яслях белоярово пшено!
– Дай! Дай! Дай!
– Уже бегу!
Гамаюн-птица оттолкнулась от стены, отлетела от окна. С криком: «Дай! Дай!» захлопала крыльями. За ней потянулась стайка Жар-птиц: эти завсегда там, где жарко.
Тень отлип от стены, почти невидимый серый на сером. Внимательно взглянул:
– Домой хочешь?
Хочу. Теперь, когда память возвратилась, нет желания сильнее.Не буду в саду жить, удавлюсь на осине. Или проберусь к яблоне, пусть меня Алконост-птица раздерёт клочки. Но и тогда тоска не пройдёт по родимой стороне.
– Есть план. Ты с нами?
Да я готов райский сад по листику разобрать за возможность воротиться. К матери, к отцу.
– Ты, Баян, для крылатых дев не жалей: чтоб пшено вином напиталось: райским птицам греческое угощение, что роса. Слушай внимательно: сделаем так…
Тень объяснил смертному задачу: напоить птиц-кур, а когда захмелеют, закурлыкают или спать повалятся, подать сигнал.
Понял ли? Человек, как яблочный кусок сглотнул, так не перестаёт улыбаться. Мурлычет себе, радуется, будто эндорфинов наелся.
– Надо чтоб сигнал в башне услышали. – Хм, человек не настолько туп, как кажется. – Если громко шумну, потревожу дев-птиц.
Сую ему обломок дудки. Эх, хороший был прибор, сам настраивал ультразвук на мозговые волны земной нечисти. Столько клыкастых громил от того сгинуло!
Тень почесал ручищей затылок – помнит катакомбы! После той встречи свисток уж никому не повредит: звук в иной терции и в четверть силы. Даже такие гениальные творения не выдерживают удар камнем.
Условились: один свист – опасно, два – приготовиться, три – путь открыт.
Ничего сложного, но проверить должно. Спрашиваю:
– Счёт разумеешь? До трёх сосчитать сумеешь?
Человек и дунул в свисток. Три раза, с малым перерывом. Тень зарычал. С усилием клыки втянул, искры в глазах укротил. Дудку Баяну в рукав сунул.
– Не надо сейчас. – Ласково так, через стиснутые зубы. – После, когда время придёт.
Человек повторил: рта не открывать, вино подливать, дев-птиц от яблони отвлекать.
– А если не отвлекутся?
– На гуслях сыграй!
– На гуслях? – заморгал человек, подтянул деревяшку со струнами.
Вот недотёпа! Пой, танцуй, колесом ходи, если надо. Судя по тому, как накинулись на меня эти химеры, птицы умом обижены, а в еде и питье несдержанны.
Тени же хватит двух минут к яблоне подскочить, плод сорвать и обратно метнуться.
– Главное, ничего не бойся. – Очень уж Тень заботливо с человеком возится. На дело пора – птичьи крики за окном настойчивы.
– А чего мне бояться? – Зря молодильное яблоко вернуло голос, молчал – умнее казался.
Тень спокойно объясняет: