Одержимые. Женщины, ведьмы и демоны в царской России

Средний возраст (по доступным данным), когда кликуши испытывали первый приступ, варьируется от 26 до 33 лет. Почти половина женщин имела индивидуальный опыт бесоодержимости, то есть они не были вовлечены в эпидемии одержимости. Индивидуальные случаи составляют 42,8% от общего числа. Такие жертвы могли испытывать симптомы одержимости от нескольких недель до нескольких десятилетий, а потом исцелиться. Случаи, чтобы женщина была одержимой всю свою взрослую жизнь, встречаются редко. Эпидемиям одержимости соответствует более высокий средний возраст первого припадка. Эти данные получены на основе исследования 18 эпизодов, в результате которых в деревне или приходе насчитывалось более одной жертвы одержимости. Во всех случаях, будь то индивидуальное или массовое явление, большинство женщин (75% в единичных случаях и 66,6% в случаях эпидемий) становились кликушами в детородном возрасте – от 18 до 40 лет. Женщины постменструального возраста чаще встречаются среди жертв эпидемий, чем в индивидуальных случаях (25,5% против 4,8%). В то время как признаки одержимости в ходе эпидемий проявлялись у 57 % женщин, вошедших в базу, для мужчин этот процент выше: 65% от общего числа. Преобладание женщин среди жертв одержимости в российском контексте соответствует картине, характерной для современного развивающегося мира. Объяснения этого гендерного дисбаланса могут быть разными.

Согласно современному нейробиологическому психиатрическому мышлению, гендерный характер кликушества и его периодических коллективных проявлений четко вписывается в типологию, отдающую предпочтение патологическому объяснению истерии или «массовой истерии» – типологию, уже разработанную российскими психиатрами на рубеже XIX–ХХ веков. Современные психиатры не подтвердили бы у кликуш синдром Туретта. Отчасти потому, что это генетическое заболевание не делает различий между мужчинами и женщинами и не приводит к эпидемиям. Из других характерных признаков синдрома Туретта – «начало в возрасте до 21 года, многочисленные двигательные и один или более вокальных тиков (непроизвольная ругань или крик), многочисленные тики в течение дня (обычно в виде припадков), почти ежедневно или с перерывами на протяжении периода более года, изменения со временем в анатомическом размещении, количестве, частоте, сложности и тяжести тиков» – также не полностью соответствуют бесоодержимости[644]. В отличие от спонтанных вспышек, вызванных религиозным или сверхъестественным внушением в случае кликушества, синдром Туретта – болезнь хроническая и проявляется регулярно. Принимая теорию «массовой истерии», современные психиатры рассматривают поведение, преобладающее во время эпидемий одержимости демонами, как девиантное, «вызванное сбоями „правильного“ общественного порядка»[645].

Сторонники культурного релятивизма среди антропологов критикуют подобную оценку, поскольку она навязывает буржуазные культурные понятия высокоурбанизированных и индустриализированных европейских и североамериканских обществ другим. Они отмечают, что строго научный подход несправедливо клеймит образцы, которые не «укладываются в автономные параметры [их]… по-европейски сбалансированной культурной модели», как «девиантные, иррациональные или ненормальные». Подводя различные уникальные культурные модели поведения под уничижительное название «массовая истерия», психиатры и некоторые социологи, по мнению критикующих, предполагают, что «заметно разные социальные явления, такие как колдовство, карго-культы, массовое поедание глины и мастурбация как диагноз» отражают психические или патологические расстройства среди конкретных групп. Антропологи косвенно обвиняют психиатров в классовой предвзятости за предположение о том, что группам «низкого социального и/или экономического статуса, „примитивным“ или родоплеменным обществам [и] представителям развивающихся стран» свойственна «врожденная женская восприимчивость» к коллективным психопатологиям. Игнорируя культурные и социальные особенности этих обществ, современные западные психиатры, по мнению их критиков, навязывают собственные оценочные суждения и упускают из виду способы, которыми эти культуры формируют и санкционируют отдельные явления, такие, как одержимость и порча, симптоматика которых существенно разнится от одного общества к другому[646].

Аргументы антропологов, выступающих против универсальных психиатрических диагностических систем и за признание самобытности незападных культур, оказались настолько эффективными, что психиатры и психологи начали принимать во внимание культурные и социальные объяснения болезней. Например, в отчете 1992 года для Исследовательского совета по общественным наукам (Social Sciences Research Council) психолог Фрэнк Кессель указал, что