Одержимые. Женщины, ведьмы и демоны в царской России

никогда не является творением лишь одного актера. Как формулировка, создаваемая на базе предыдущих формулировок, она подразумевает историю, разделяемую с другими. И поскольку она требует, чтобы окружающие создавали ее посредством участия и признания, она является социальным продуктом. Подражание как таковое является фундаментальным для процесса, где внутренний опыт и цели воплощаются культурно познаваемым способом[671].

Схожие модели поведения кликуш были частью сценария, который разыгрывался перед семьей, соседями и духовенством и был им понятен.

Модели, предложенной медицинскими антропологами Рэйбеком, Шуби и Граубергером, не соответствуют одинокие женщины, у которых симптомы одержимости могли длиться годами. В их случае сам опыт одержимости, каким бы печальным он ни казался образованным наблюдателям, мог служить средством для снятия стресса. Они не отвечали за свои действия перед церковью и обществом, и им не приходилось бороться «со своими внутренними конфликтами и тревогами», посредством одержимости эти женщины оказывались в «предпочтительном положении»[672]. Известные случаи, когда угрозы лишить одержимую свободы – со стороны психиатров, священнослужителей или кого-то еще – останавливали приступ, происходили не потому, что факторы стресса были удалены, а демоны изгнаны. Это происходило из‐за того, что угрозы исходили от людей, не разделявших миф об одержимости и грозивших наказанием, а не освобождением. Не следует удивляться, что попытки психиатров рубежа ХХ века исцелить кликуш при помощи гипноза редко достигали успеха. Ведь сами пациентки не видели в таком лечении никакой искупительной ценности. Попытка психиатров по-своему объяснить происходящее не могла изменить основной сценарий драмы.

Понятно, что кликушество оставалось загадкой для тех, кто придерживался универсальных рационалистических научных принципов и надеялся перестроить все общество в соответствии с такими принципами. Вмешиваясь в драму одержимости и переписывая ее сценарий, рационалисты хотели «изгнать бесов» светскими, а не духовными средствами. Они полагали, что, убедив крестьян отречься от суеверий и изолировав непокорных кликуш в психиатрических лечебницах, они смогут очистить крестьянское общество от этого травмирующего и, по общему мнению, нездорового поведения. Пытаясь изменить сценарий одержимости, крестоносцы просвещения переопределяли феномен. Они относили его к девиантному поведению, относящемуся к частной жизни, скрытой от посторонних глаз. Только посредством исследования духовной драмы кликушества мы можем понять, что русские крестьяне придерживались более широкого определения приемлемого поведения и имели эффективные стратегии преодоления стресса у женщин. Русские кликуши кричали бы не зря, если бы благодаря гуманистическому исследованию этой драмы они добились большего понимания.

Приложение

Таблица П.1. База данных о кликушах/кликунах. 1820–1926 гг.

Таблица П.2. 1861–1926