Если применить аргументацию Рэйбека, Шуби и Граубергера к русскому кликушеству, возрастные различия и опыт окажутся релевантными факторами. Из 72 кликуш крестьянского происхождения (включая недавно переехавших в города), для которых имеется информация о возрасте, более двух третей впервые испытали приступы одержимости в детородном возрасте (между 18 и 40 годами). При этом 20,8% приходятся на первые годы брака (в возрасте от 18 до 24 лет), 34,7% состояли в браке уже несколько лет (в возрасте от 25 до 34 лет), остальные 13,8% испытали первый приступ кликушества в поздний детородный период (35–40 лет). Женщины в постклимактерическом периоде чаще встречались в эпидемиях (25,5%), чем в индивидуальных случаях (4,8%). У некоторых из них признаки одержимости проявлялись и до эпидемий. Также в эпидемиях часто фигурируют женщины в возрасте от 25 до 34 лет, что составляет 35,3% жертв эпидемий. Среди индивидуальных случаев чуть более трех четвертей крестьянок испытали первый припадок в детородном возрасте: 47,6% в возрасте от 16,5 до 24 лет, из них 19% – до 18 лет, а 28,6% – от 18 до 24 лет, обычном возрасте для вступления в брак. О чем говорят нам эти показатели?
Во-первых, из приведенных выше профилей следует: важно проводить различие между жертвами эпидемий одержимости и отдельными кликушами. Во время эпидемий опасения быть испорченным через заколдованную еду или каким-то другим способом, а также страхи потери фертильности усиливались из‐за массового характера одержимости. Женщины старше 40 лет с большей вероятностью вовлекались в этот коллективный опыт, чем в индивидуальные случаи, когда одержимость ограничивалась одним эпизодом. Точно так же одержимые мужчины чаще встречаются при эпидемиях.
Будучи источником культурных знаний и играя важную роль в домашнем хозяйстве, пожилые русские женщины пользовались уважением в деревне. В расширенных домохозяйствах они занимали статус
Другое дело – маргинализированные пожилые женщины. Статус пожилой женщины как главы домовладения снижала ее бедность и зависимость от общинных запасов зерна. Также их положение оказывалось под угрозой в пореформенный период, когда мужчины-односельчане жаждали заполучить и их земельные наделы. Проблема обострялась по мере роста цен на недвижимое имущество начиная с 1880‐х годов[668]. Не всегда старшие женщины пользовались уважением со стороны невесток. Об этом свидетельствуют приведенные ранее примеры, когда из‐за семейных конфликтов возникали обвинения в колдовстве, рассматриваемые деревенскими и волостными судами. Маргинализированные пожилые женщины становились главными кандидатками в кликуши, особенно во время эпидемий, когда большое число жертв не позволяло сосредоточить внимание исключительно на них. Внимание общества к отдельной пожилой женщине могло иметь неприятные последствия, если бы ее соседи сочли, что она замышляет недоброе. Опасения, которые выражали эти пожилые кликуши по поводу напряженности в деревне, а также агрессии со стороны соседей или членов семьи, усиливались в периоды наибольшей уязвимости, когда эпидемии одержимости были в самом разгаре, а ведьмы или колдуны без разбора нападали на членов общины. Катарсис для этих женщин наступал через идентификацию и изгнание нечистых сил посредством контрмагии, экзорцизма, примирения или насилия.
Поскольку об одержимых мужчинах крайне мало сведений, можно только предположить, что случаи массовой одержимости предоставляли этим мужчинам публичную обстановку, в которой они могли выразить свои эмоции. Во время свадеб, когда колдуны, как считалось, поражали своих врагов, у многих возрастал страх утратить мужскую силу. В случае мужчин среднего возраста подобное несчастье могло сопровождаться понижением в статусе или и другими видами маргинализации в семье и общине. Но была возможность и получить сочувствие вместо порицания, а также, несомненно, некоторую власть во время опознания злонамеренной ведьмы или колдуна.