Одержимые. Женщины, ведьмы и демоны в царской России

Чего не хватает в этих описаниях Софьи Ивановны, так это упоминания о том, что она одержима. Однако, если связать ее болезнь с жестоким обращением мужа и его богохульным поведением в келье монаха Зосимы, становится ясно, что сам Федор Павлович и есть бес. Подобно тому как Мурин околдовывает Катерину и владеет ею, Федор Карамазов владеет собственной женой. Но через свою одержимость и страдания Софья Ивановна достигает высшей духовной истины, которая передается и Алеше, который тоже склонен к припадкам.

Связь Алеши с матерью-кликушей абсолютна. Ее благочестие, сходство с Богоматерью находят отражение и в характере ее в высшей степени религиозного сына, решившего уйти в монастырь, главная черта которого – поиск истины[482]. Слуга Григорий, который любил и пытался защитить Софью Ивановну при ее жизни, а после сам установил ей чугунную надгробную плиту (потому что муж ее Федор Павлович этим не обеспокоился), часто говорит Алеше, что тот очень похож на мать. Сам Алеша называет Софию Ивановну «кликуша-мать»[483]. И чтобы закрепить сходство между сыном и матерью, Достоевский заставляет Алешу пережить истерический припадок, когда его отец рассказывает о случае, происшедшем в первый год его брака с матерью Алеши. В то время Федор Карамазов имел наглость издеваться над религиозным чувством жены, пригрозив плюнуть на икону. Угроза вызвала у нее припадок. Отец как будто бы повторил свои действия, рассказывая историю сыну, потому что

Алеша вдруг вскочил из‐за стола, точь-в-точь как, по рассказу, мать его, всплеснул руками, упал как подкошенный на стул и так и затрясся вдруг весь от истерического припадка внезапных, сотрясающих и неслышных слез. Необычное сходство с матерью особенно поразило старика[484].

И, как и его матери, Алеше открывается высочайшая духовная истина. В конце концов он становится херувимом, который, по словам его брата Ивана, является единственным, кто может изгнать его, Ивана, чертей[485]. Таким образом получается, что одержимый может победить своего собственного и чужих демонов.

Достоевский усиливает религиозность образа Софьи, проведя параллели между кликушеством и целительскими способностями старца Зосимы в монастыре, где проходит послушание Алеша. Рассказчик дает общее, но сочувственное описание кликуш в главе, озаглавленной «Верующие бабы». Деревянная галерейка, прикрепленная к наружной стене ограды, – единственная зона монастыря, где разрешено пребывание женщин. Когда старец Зосима выходит к народу и надевает епитрахиль, вокруг него собирается около двадцати ожидающих женщин, сквозь толпу ведут кликушу. Сначала рассказчик описывает, как она «начала, как-то нелепо взвизгивая, икать и вся затряслась, как в родимце»[486]. Но как только старец успокаивает ее молитвой, рассказчик предоставляет справочную информацию о кликушах, стремясь рассеять предубеждения, которые образованные читатели могут иметь против кликуш, и поделиться последними медицинскими размышлениями по этому поводу.

Рассказчик отмечает, что в детстве он часто встречал кликуш в деревнях и монастырях (автобиографический комментарий Достоевского)[487]. Он описывает, как они визжали и лаяли по-собачьи во время службы, но после причащения они как правило притихали.

Но тогда же я услышал от иных помещиков и особенно от городских учителей моих, на мои расспросы, что это все притворство, чтобы не работать, и что это всегда можно искоренить надлежащею строгостью, причем приводились для подтверждения разные анекдоты[488].

Рассказчик сразу же опровергает эту популярную теорию о том, что кликуши лишь притворялись больными, как это сделал и рассказчик в «Лешем» Писемского. Он говорит, что специалисты-медики отвергли идею притворства, вместо этого утверждая, что кликушество представляет собой серьезное заболевание. По словам врачей, болезнь возникает в основном среди русских крестьянок из‐за их тяжелой жизни, в частности,

от изнурительных работ слишком вскоре после тяжелых, неправильных, безо всякой медицинской помощи родов; кроме того, от безвыходного горя, от побоев и проч., чего иные женские натуры выносить по общему примеру все-таки не могут[489].

Однако медицинских и социальных объяснений кликушества для Достоевского было недостаточно: он разделял также религиозный аспект драмы одержимости. Он считал, что через страдания и неподдельную одержимость бесноватые достигают высочайшего состояния духовного экстаза, обычно доступного только самым святым из людей. Рассказчик объясняет, что исцеление кликуш перед чашей с дарами Причастия напрямую связано с их верой в силу Тела Христова над нечистыми духами, владеющими ими.

А потому и всегда происходило (и должно было происходить) в нервной и, конечно, тоже психически больной женщине непременное как бы сотрясение всего организма ее в момент преклонения пред дарами, сотрясение, вызванное ожиданием непременного чуда исцеления и самою полною верой в то, что оно совершится.