Одержизнь

Быстрая Акеми выбирается на берег, забирает брусочек мыла и тряпицу и возвращается в воду мыть Жиля. Жиль, стоя по пояс в воде, ужасно смешно ворчит и корчит немыслимые рожи, заставляя Амелию хихикать в ладошку. Акеми тоже смеётся, называет его непонятным словом «бака». А когда она начинает осторожно водить тряпочкой по его животу, обходя тёмные полосы кровоподтёков, Жиль перестаёт смеяться. Замирает и смотрит на Акеми. И Амелия не может понять, то ли ему больно, то ли он вот-вот сделает что-то смешное. Но он просто забирает у неё тряпочку и мыло. Тряпочку кидает на берег, а мыло долго-долго гоняет в ладонях. Акеми медленно отступает к берегу, пока не упирается в каменный бортик спиной, и останавливается. Жиль что-то спрашивает у неё, она кивает и кладёт его руки себе на плечи. Амелии со своего места плохо видно, и она может различить лишь то, что Акеми садится на самый край каменного берега и откидывается назад, опираясь на руки. «Наверное, ей неудобно, – размышляет Амелия. – Сидеть голой попой на шершавом камушке неприятно. Она даже вскрикивает чуть-чуть. Фу, глупый Жиль. Надо Акеми из воды вынуть и в штаны одеть, а не целовать. Никогда не буду целоваться, когда вырасту. Это скучно. Буду угонять коней».

Девочка разочарованно вздыхает, встаёт и медленно бредёт между мёртвыми автомобилями обратно к станции. Пару раз она останавливается и оглядывается, надеясь, что Жиль и Акеми заметят её и позовут купаться. Но они нагишом валяются друг на друге на травке и целуются как сумасшедшие. «Ну и ладно! – злится Амелия, глядя под ноги. – Пойду Сорси ножку поглажу. И она со мной поиграет. Или свяжет мне самолёт из ниток».

Она делает ещё несколько шагов и упирается взглядом в чьи-то большие ботинки. «У Гайтана таких нет. И у отца Ксавье тоже…» – понимает девочка и несмело поднимает взгляд выше. Рассматривает широкий коричневый пояс над ярко-синими джинсами (совсем как у дяди Ники), тёмные от загара руки, грязно-серую майку, обтягивающую худые, но очень крепкие плечи, потом седую бороду, рот с блёклыми узкими губами и прищуренные серые глаза под козырьком странной шапки. Глаза рассматривают Амелию с огромным интересом.

– Ой! Здравствуйте, месье… – лепечет Амелия и бросается наутёк.

У входа в вокзал она оборачивается. Там, где только что стоял незнакомый взрослый, никого нет.

– Месье Гайтан! – зовёт Амелия жалобно. – Месье Гайтан! Кажется, здесь ходит пошатущая хрень!

Здоровяк тут же оказывается рядом, хватает девочку за пояс и поднимает к лицу:

– Мамзелька! Ты куда удрала одна?

– Там незнакомый взрослый! Был и исчез! – тряся Гайтана за запястья, рассказывает она. – У него огромные ботинки и синие штаны!

На вопли Амелии прибегают Ксавье и Фортен.

– Где взрослый? Ты уверена? Как он выглядел? Он напугал тебя? – сыплют вопросами они, с тревогой глядя на Амелию.

– Там! Он большой и в больших ботинках! Не пугал, я сама испугалась! Месье Гайтан, дайте мне дрын! Надо оборонять наш лагерь! Вдруг этот месье – пошатущая…

– Амелия, не тарахти! – строго обрывает её Йосеф. – Ты уверена, что тебе не показалось?

– Да! – вопит она так громко, что взрослые морщатся.

Ксавье выходит на стоянку, оглядывает окрестности: никого.

– Месье Ланглу! – окликает его из-за плеча Фортен. – Наши действия?

– Держимся вместе. И готовим обед, – спокойно отвечает священник. – И не пугаемся, если пожалуют гости.

– А где Акеми и Жиль?

– Я их позову. Возвращайтесь к Сорси, Жак.

Ксавье коротко резко свистит, и Жиль отзывается свистом с берега. Священник кивает удовлетворённо: похоже, с мальчиком и японкой всё в порядке. На всякий случай он дожидается их поодаль, заодно изучает окрестности. Через пять минут молодёжь возвращается: оба довольные, растрёпанные, с сияющими глазами. Акеми несёт выстиранные штаны и футболку Жиля, мокрые волосы свёрнуты в жгут, от которого между лопатками промокла майка.

– А что Амелия галдела? – интересуется Жиль.

– Мы здесь не одни, – спокойно отвечает Ксавье. – Не дёргайтесь, ведите себя естественно. За нами наблюдают. Вот из того дома справа.

Мальчишка бросает быстрый взгляд в сторону дома за зданием вокзала, успевает заметить в проёме окна второго этажа движение. Опускает голову и негромко спрашивает:

– И как теперь быть?

– Никак. Мачете держать при себе, от женщин и Амелии ни шагу. Те, что за нами смотрят, тоже пока не знают, что с нами делать. Но они придут.