Читаем Один полностью

Выхожу. Вороны нет.. Правильно, она что, сторожить тебя должна? А я и не говорил, что сторожить должна, я просто сказал, что её нет, типа, ну нет и нет.

Кстати, может её как-нибудь назвать? Зачем? Ворона и ворона. А других ворон как будешь называть? И других также. Та, которая «моя» (наша) и так меня знает, а если другая появится, я её всё равно не узнаю (что она другая), а может они и так разные появляются. Но хотелось бы конечно, чтобы одна и та же была. Наша-то уже в контексте, знает, о чем поговорить, сама, правда молчит, каркнет только изредка, а так больше молчит. Ну. Вот и она, красавица. Привет, серая!

О! Что это? Что это ты притащила? Ворона подлетает поближе и кладет примерно в метре от меня ключик на веревочке. Ничего себе! Это ты специально для меня притащила? Ну спасибо! Где взяла-то? Отчего он, этот ключик? От двери что ли в «старый» мир. Шучу.. А что, неплохо было бы: раз, открыл ключиком и все снова здесь! Захотел отдохнуть, спрятаться ото всех – повернул ключиком и опять один.. Ну-ка, что это у нас за ключик такой? Обычный ключик. Потерял небось кто, а эта умница, возьми, да найти, да принеси другану своему, то есть мне. Всё правильно, ворона. Найдешь, что интересное – сразу тащи ко мне.. А уж мы разберёмся.

Эх, что же я не захватил тебе чего-нибудь поклевать-то? Ладно, пойдем пройдемся. Вон, в «стекляшку» что-то ли зайти-забежать. Идем к ней, здесь рядом. И, что удивительно, ворона тоже на своих лапах, то пешком, то попрыгивая – крыльями помахивая, идет со мной рядом, как будто и впрямь что понимает. «Стекляшка», – это маленький продуктовый магазинчик здесь рядом, захожу, беру орешки в пакетике, запечатанную колбасу в нарезке, выхожу. Подхожу к ждущей вороне, распечатываю принесённое, кладу перед ней, отхожу. Красавица моя с достоинством так подходит, пробует, вроде довольна, ест – клюёт, посматривает не меня.. Рассматриваю принесенный её ключик. Да, обычный ключик. Талисманом может его сделать, ладно, разберёмся, кладу его в карман.

Штора. Велосипед. Надпись. Ключ – «Мистический туман неизведанного сгущался» -как там обычно пишут в приключенческих романах?) Не, ничего мистического в этом ключе пока не вижу.. а насчет трех других перечисленных, надо конечно разбираться.. Шучу. Или не шучу. Шучу конечно.

Пошли дальше гулять. Непривычно так с пистолетом-то ходить. Тяжёленький, солидный агрегат. И впрямь словно другим человеком с ним себя чувствуешь.. Пошли к пруду. Что там дальше по (моему) тексту идёт, если выше подниматься? Сажусь на скамейку (как хорошо, что понаставили их сейчас, скамеек, вместе со сквериками, цветочками и прочими красивостями на каждом углу).. Разворачиваю захваченные с собой листки..

Как невозможно познать бесконечность, состоящую из точек бесконечности, так невозможно и докопаться до сущностного, не испортив его предварительным анализом «определения» сущности..

То есть, ты из того написанного тогдашнего времени, предлагаешь не докапываться сейчас «до сущностного», то есть до насущного моего, главного и вечно возникающего моего вопроса, предлагаешь освободиться, так? предлагаешь перестать всё время думать: отчего? почему? и как (это могло произойти)?.. Предлагаешь так, потому что говоришь, что познать его (этот мой главный вопрос сегодняшний) невозможно, используя имеющийся сейчас в моем наличии «инструментарий» анализа? Правильно? Правильно..

Именно.. (Поэтому надо) перестать (рефлексировать на эту тему) и просто начать наконец нормально жить в новых, изменившихся условиях.. Тем более, что мы уже поняли и вроде как договорились, что (всё) это не просто так. Что это мой шанс.

Что деваться мне теперь здесь от самого себя уже некуда.. И будешь ты (я) наконец-то самим собой в той самой «чистой идее себя».. Так что вот так вот.. Не, всё-таки не совсем так – я должен был быть собой, и хочу быть собой, реализовавшемся в своем предназначении, но в обществе других. Так вот и реализуйся.. здесь и сейчас.. а о том, что увидят – не увидят (другие) результатов твоей реализации можешь не париться.. Ты же всё равно внутренне уверен, что увидят-услышат.. не сейчас, так завтра, не завтра, так послезавтра. Или не уверен?..

Не знаю.. Я теперь кажется ни в чем не уверен.. А реализовываться в том, в чем хотел буду конечно.. Фиксировать свои размышления.. Кто ж мне теперь помешает? Никто.. Кроме тебя (меня) самого..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века