Один

Проблема в том, что (вы подчеркнули важную мысль) больные времена порождают больную ситуацию, ситуацию больного выбора. Вот я применительно к Владимиру Тендрякову все время писал, что тендряковские коллизии семидесятых годов — в «Расплате», в «Ночи после выпуска», в «Шестидесяти свечах» особенно — они ведь морально неразрешимы, они не имеют правильного решения. Почему? Потому что ситуация, породившая их, больная и неправильная. Мальчик, который убил своего отца-алкоголика, он правильно сделал или нет (в «Расплате»)? Нет, конечно, неправильно. А у него выхода не было. Сама исходная ситуация, в которой вообще религиозное, нравственное начало в обществе блокировано, она не позволяет решить эту проблему. Точно так же, как больные коллизии порождает Гражданская война в романе Фадеева «Разгром», вот когда раненого, насколько я помню, Фролова Левинсон отравил. Он правильно сделал или нет? Нет, он сделал неправильно. Но в больной ситуации, в коллизии Гражданской войны у него нет другого выхода.

То есть, грубо говоря, здесь надо полагаться только на Лешека Колаковского, замечательного польского, а впоследствии английского мыслителя, который сказал совершенно однозначно: «Моральные решения может принимать только каждый для себя, и законом ни для кого оно быть не может». Мы знаем идею Канта о том, что надо действовать, как если бы твое решение могло быть моральным императивом для всех. Это не только Кант говорил, а это старая мысль о том, что надо стараться превратить свое поведение в нравственный кодекс. Колаковский совершенно правильно отвечает: «В условиях больного общества нравственного кодекса быть не может. Этический кодекс созидается ежеминутно». Надо сказать, что идеи Колаковского в шестидесятые годы произвели огромное впечатление на Окуджаву, который собственно после Польши во многом убедился в своей, что ли, легитимности, в точности своих интуитивных догадок.

Поэтому никакого единого правила — ходить на выборы, не ходить на выборы, бойкотировать их, не бойкотировать — их просто не может быть. Не может быть общего выбора для всех. Поскольку ситуация больная, нет единого правила поведения. Каждый должен действовать в соответствии со своим темпераментом, со своими правилами и со своими принципами личными, которые созидаются ежеминутно. Поддерживать или не поддерживать Навального — тоже каждый решает сам. Поддерживать или не поддерживать Ксению Собчак — опять-таки каждый решает сам.

Вот у меня в понедельник, 8-го числа, будет лекция (надо только уточнить — где). Мне предложили из штаба Собчак прочесть какую-нибудь лекцию — необязательно в поддержку, можно против, но вот об этом феномене. Я предложил тему «Ксения Собчак как героиня русской литературы». Она действительно занимает важный архетип в нашем сознании, поэтому она так укоренилась. Я собираюсь о ней говорить. Ксения Собчак — это вообще Маленькая разбойница: она происходит из элиты, но при этом очень демократична. Вот об этом будем говорить: почему Ксения Собчак является героиней русской литературы?

Я не знаю, в какой степени я буду ее поддерживать, но во всяком случае я не буду на нее работать, потому что я вообще ни на кого работать не могу (это давно доказано опытом). Но она мне симпатична. Я много раз говорил: я симпатизирую ее отваге. И больше того — человек, которого ругают все, всегда может рассчитывать на мое сострадание. В данном случае ее ругают, ну, скажем так, не все, но очень многие, а она совершенно безбашенно и откровенно подставляется.

Поэтому вот мой выбор в данном случае: анализировать, читать лекции, рассказывать. Как я буду голосовать и буду ли я голосовать? В данном случае это только мое дело. Я ни для кого моральным советчиком быть не могу. И всем остальным советую тоже помнить: в больной ситуации моральных авторитетов нет. Ребята, личный выбор приходится делать каждому. И никто не вправе требовать, чтобы личный выбор имел какое-то общее моральное значение. Именно в больной ситуации десятых годов, в больной ситуации русского Серебряного века Розанов (не шибко-то мною любимый) сказал великую фразу: «Я не такой еще подлец, чтобы говорить о морали»,— потому что в такие времена мораль становится результатом угнетения и инструментом угнетения, кстати говоря. Мораль — это для тех времен, когда есть нравственный консенсус хотя бы по базовым ценностям. Их сейчас нет. То есть — каждый решает сам.

И в этом смысле, кстати, Кирилл дорогой, я не считаю эти времена такими уж дурными. Понимаете, это время выковывания личного кодекса. А чем еще на свете стоит заниматься, кроме выковывания личных предпочтений?