Один день что три осени

Той же ночью Минлян увидел во сне дерево, из которого была сделана доска, оказалось, что это был тот самый двухсотлетний финик, что рос во дворе у бабушки; правда рос он теперь не у нее во дворе, а у яньцзиньской переправы; как и раньше, дерево покрывала густая листва, которая при малейшем дуновении ветра издавала приятный шелест. Под деревом, развлекая друг друга заливалками, сидела целая компания отдыхающих. Среди них были и бабушка, и дедушка, и гадатель Лао Дун, и герои бабушкиных заливалок – Хоречек с Упрямым быком, и даже бывший пес Минляна, Сунь Эрхо, а еще там была немолодая обезьянка, которую Минлян как-то раз встретил на переправе. Все эти люди и животные, о которых обычно вспоминал Минлян и которых он уже не мог повстречать в этой жизни, сейчас вдруг собрались все вместе. Слепой при жизни Лао Дун теперь оказался зрячим; пекинес, Сунь Эрхо, который всю жизнь провел в Сиане, сейчас пребывал в Яньцзине; немолодая обезьянка, на которой когда-то не было живого места, теперь выглядела абсолютно здоровой. И что интересно, заливалки о своих жизнях теперь рассказывали не люди, а Хоречек, Упрямый бык, Сунь Эрхо и обезьянка; один начинал, другой подхватывал, все вокруг то хохотали, то пускали слезу. Наблюдая такую картину, Минляну вдруг захотелось поиграть на флейте; он уже давно не брал в руки инструмент, а тут флейта сама оказалась в его руках; и тогда Минлян решил сыграть то, что подсказывало ему сердце; раньше он играл о том, как его мама парила в танце над рекой Янцзы, как неизвестно куда пропало росшее в бабушкином саду дерево, как он утратил кровную связь с Яньцзинем; ну а сейчас он решил сочинить мелодию под названием «Один день что три осени»; чем было навеяно его настроение? А навеяно оно было этим сном и заливалками, которые рассказывали хорек, бык, собака и обезьяна. Минлян уже было поднес флейту к губам, как вдруг услышал голос за спиной:

– Брось свою затею, это все иллюзия.

Минлян обернулся и увидел Хуа Эрнян, на ее локотке висела корзинка, полная красной, похожей на фонарики хурмы.

– Эрнян, как ты можешь так говорить, они же все настоящие – недовольно откликнулся Минлян.

– Дерево – фальшивка, дощечка с надписью «Один день что три осени» – тоже фальшивка, я уж не говорю о заливалках. Или ты хочешь, чтобы вся твоя мелодия тоже превратилась в фальшь?

– Эрнян, послушайте меня: пусть сон – это иллюзия и все, что в нем происходит это неправда, но, как говорится, минус на минус дает плюс: разве наши чувства во сне – это ложь? Зачастую во сне мы так горько плачем, что от слез намокает подушка, и что же, по-вашему, эти слезы – фальшивка? А смех во сне, он, по-вашему, тоже фальшивка? Иной раз и смех, и слезы во сне бывают правдивей, чем наяву.

Хуа Эрнян вдруг не нашлась с ответом, похоже, Минлян ее убедил; она изменилась в лице и сказала:

– Надеюсь, и ты прекрасно понимаешь, что я пришла сюда за хорошим настроением, а не затем, чтобы ты учил меня жизни.

Минлян понял, что малость перегнул палку, но продолжал в том же духе:

– Эрнян, то, что ты приходишь за хорошим настроением, это прекрасно, но в этот раз ты и правда пришла не по адресу.

– Снова будешь убеждать, что ты сианец?

– В прошлый раз, я, пусть и сианец, находился в Яньцзине, так что наполовину меня и правда можно было считать яньцзиньцем, но в этот-то раз я нахожусь в Сиане, а в Яньцзинь я вернулся лишь во сне, поэтому для меня его, считай, что и нет, не можешь же ты требовать с меня шутку, если меня тут фактически нет. Ну, скажи, разве это не противоречит здравому смыслу?

– Пусть твое тело пребывает в другом месте, но во сне ты вернулся в Яньцзинь, это значит, что душа твоя здесь; а если будешь меня злить, я погребу твою душу под горой. Вот останешься без души, посмотрим, каково тебе будет в твоем Сиане, – сказала Хуа Эрнян и добавила, – В мире сновидений свои правила.

Минлян про себя тяжело вздохнул: в прошлый раз, покидая Яньцзинь, он дал себе клятву, что ноги его там больше не будет, кто же знал, что он вернется туда во сне; но кто управлял его душой? Похоже, это были проделки той самой вывески с надписью «Один день что три осени». Между тем Хуа Эрнян самодовольно спросила Минляна:

– Ну что, нечего сказать? Даже не думай меня обвести меня, прикрываясь здравым смыслом, одурачишь меня – значит одурачишь себя.

Тут флейта в руках Минляна куда-то исчезла, соответственно откупиться от Хуа Эрнян какой-нибудь шуточной мелодией он не мог; оказавшись в тупике, Минлян вдруг нашел выход и предложил:

– Эрнян, а ведь я могу рассказать анекдот про здравый смысл.

– Какой?

– Разумеется, что лично вас, прикрываясь здравым смыслом, одурачить не получится, но ведь на эту удочку попадаются миллионы людей. В нашей жизни много так называемых истин, которые по сути своей лживы, но поскольку народ изо дня в день воспринимает их как правду, то со временем они превращаются в эту правду; прекрасно понимая, что какая-то истина лжива, народ и действует соответственно, но при этом делает вид, что все так и должно быть; скажите, ну не смешно ли? Сны по сравнению с этим – цветочки.