Один день что три осени

Хуа Эрнян, пытаясь вникнуть в смысл этого анекдота, фыркнула:

– Ну ты и закрутил, что ж, придется эту твою ахинею засчитать за анекдот. Но шутки про истину скучные, тот пошловатый анекдот, который ты рассказывал в прошлый раз, был куда лучше.

Однако в основе того пошлого анекдота заключалась скорбь всей жизни Минляна; и чем больше в его жизни случалось подобных анекдотов, тем невыносимее ему жилось; заметив, что Хуа Эрнян так и не пожаловала ему хурму, Минлян сказал:

– Эрнян, я признаю, что не мастак рассказывать анекдоты, все мои шутки какие-то плоские, я уже сполна научился на своих ошибках, так что в Яньцзинь теперь не вернусь даже во сне.

– Раз так, то будем считать, что мы с тобой разрываем отношения навсегда, – ответила Хуа Эрнян и добавила, – в Яньцзине больше полумиллиона человек, одним больше – одним меньше, для меня это погоды не делает.

– Это точно, – отозвался Минлян.

С этими словами Минлян развернулся, чтобы уйти; но сделав пару шагов, остановился.

– Эрнян, прежде чем мы расстанемся навсегда, я хотел бы кое-что узнать.

– Что же?

– Даже не знаю, как спросить, вы только не принимайте близко к сердцу.

– Да говори уже, что хотел, не бойся.

– Вы живете в Яньцзине уже больше трех тысяч лет и каждый день добываете шутки, а что, если все яньцзиньские шутки рано или поздно закончатся, словно рыба в пруду?

– Ты недооцениваешь Яньцзинь, – улыбнулась Хуа Эрнян, – уж если говорить о шутках, то Яньцзинь это не пруд, а полноводная река, иначе, стоял бы он на берегу Хуанхэ? В водоеме вода мертвая, а в реке – она полна жизни, жизнь льется в ней непрерывным потоком, точно так же, непрерывным потоком здесь рождаются новые шутки. Конечно же, большинство шуток, которые мне удается собрать, напоминают твою болтологию и, так скажем, притянуты за уши; но, с другой стороны, их поток все равно не остановить.

– А встречались ли вам за три тысячи лет яньцзиньцы, которые умели блестяще шутить?

– Редко, но попадались такие, что могли насмешить всего одной фразой. Но такое случается не каждый день, чтобы дождаться таких шуток требуется терпение.

Сделав паузу, она произнесла:

– И тут стоит сказать отдельное спасибо двум типам людей.

– И каким же?

– Первый тип составляют те, кто обещал прийти, но не пришел, например, такие, как Хуа Эрлан. Все это время я жду его в Яньцзине, а он не приходит, из-за этого я никуда не могу уйти, но именно благодаря этому у меня есть время, чтобы дождаться смешных шуток; а ко второму типу относятся те, кто ушел за шутками и не вернулся, например, такие, как твоя мама, Интао, которую я все жду и жду в надежде, что когда-нибудь она все-таки вернется и расскажет что-нибудь стоящее.

– Эрнян, разве так можно? Кроме тех, кто обещал прийти, но не пришел, а также тех, кто ушел и не вернулся, вам стоило бы поблагодарить тех яньцзиньцев, которые вынуждены без продыху рассказывать вам шутки, даже если эти шутки и пресноваты; а скольких яньцзиньцев вы и вовсе погубили? С тех пор, как вы обосновались в Яньцзине, все местные жители не знают куда деваться от страха.

– Но у меня нет другого выхода. До того, как очутиться в Яньцзине, у меня у самой было прекрасное чувство юмора, и я не нуждалась ни в чьих шутках; в Яньцзине я превратилась в попрошайку, только взамен еды я питаюсь шутками; без шуток я просто не выживу; неужели ты думаешь, что, когда наступает ночь это я горю желанием проникнуть в чей-то сон, чтобы добыть очередную шутку? Ошибаешься, это не я, а кое кто другой; как прицепился ко мне, так и не отцепляется вот уже более трех тысяч лет.

Немного помолчав, она добавила:

– Это он норовит превратить чью-то жизнь в анекдот. Я была бы рада покинуть Яньцзинь, но ведь я превратилась в гору.

– Почему же он такой злой, что заставляет тебя так страдать? – удивился Минлян.

– Ну, мне от него тоже есть польза.

– Какая?

– Изо дня в день подпитываясь шутками вместе с ним, я, несмотря на прошедшие три тысячелетия, могу оставаться такой же молодой. Посмотри, я по-прежнему выгляжу так, будто мне восемнадцать.

– Так вот оно что, – удивился Минлян, – но кто этот человек?

– Об этом говорить запрещено, – ответила Хуа Эрнян, – если скажу, он исчезнет, а вместе с ним исчезну и я. Во всем виновата заработанная им в молодые годы болезнь, которую, как он считает, иначе как шутками не вылечишь; из-за этого он не отстает от меня уже три тысячи лет, так что яньцзиньцам приходится развлекать его все эти годы. Правда состояние его пока ничуть не улучшилось, ему конечно очень стыдно, но, как он говорит, тут уж ничего не поделаешь, – Хуа Эрнян на секунду задумалась и спросила, – как думаешь, ну не анекдот ли все это?

Минлян, подумав, улыбнулся.

– Раз уж ты решил навсегда порвать с Яньцзинем, то я, так уж и быть, скажу тебе одну вещь, которую никогда бы не сказала другим, – тут Хуа Эрнян выставила палец и пригрозила Минляну, – только никому об этом не рассказывай, даже если тебя будут пытать; иначе, так же как ты попал во сне в Яньцзинь, я проникну в твой сон в Сиане, и уж тогда пеняй на себя.