Один день что три осени

Поскольку возвращаться в Яньцзинь Интао передумала, а обитавший на заброшенном кладбище злой демон без посторонней помощи никуда перебраться не мог, то можно сказать, что, перебравшись в Ухань, она тем самым от него и избавилась, таким образом необходимость в перезахоронении отпала. Имелось еще одно обстоятельство, которое согревало ей сердце, ее обрадовала не только сама по себе встреча с Минляном, но и то, что мальчик хранил при себе ее фото. И если бы не эта фотография, ей бы некуда было приткнуться; говоря о пристанище, она могла вселяться лишь в тела близких ей людей, но, подселись она к Минляну или к Чэнь Чжанцзе, те бы стали испытывать дискомфорт, так что рассчитывать на долгое в них пребывание не приходилось, зато теперь она могла переселиться прямо в эту фотографию; а поскольку та все время находилась у Минляна за пазухой, она могла денно и нощно проводить время вместе с сыном.

Другой целью приезда Интао в Ухань было обучение у Чэнь Чжанцзе анекдотам. Выучив пятьдесят коротких фраз-анекдотов, она планировала вернуться в Яньцзинь и рассказать их Яньло-вану, который бы подарил ей возможность перерождения; однако, прибыв в Ухань, она обнаружила, что Чэнь Чжанцзе уже утратил способность шутить; мало того, он практически перестал разговаривать. Например, Большеротый У, что когда-то у северных ворот Яньцзиня торговал бараньей похлебкой, попав на тот свет, стал болтать без умолку, а вот Чэнь Чжанцзе наоборот из балагура превратился в молчаливого при жизни Большеротого У. Поскольку Чэнь Чжанцзе потерял способность шутить, Интао не могла обучиться у него пятидесяти анекдотам, соответственно у нее пропала возможность обратиться к Яньло-вану с просьбой о перерождении; а раз уж переродиться в человека она не могла, то вместо возвращения в Яньцзинь, где ей предстояло продолжить путь перерождений в колесе Сансары, гораздо лучше ей было бы остаться в Ухане, где целые дни она могла бы проводить в компании сына. Сопровождая Минляна в школу, уже за пару дней прогулок по улицам Уханя, Интао заключила, что Ухань – достаточно угрюмый город, уханьцы, все как один, терпеть не могли шуток; этим Ухань сильно отличался от Яньцзиня, где на каждом шагу вас подстерегала Хуа Эрнян, которая являлась во снах с просьбой рассказать анекдот; в этом смысле, оказавшись в Ухане, Интао также избавилась и от Хуа Эрнян. Что ж, рассуждала Интао, угрюмость – это прекрасно, мне она вполне подходит. Это стало второй причиной, из-за которой она осталась в Ухане. Однако по ночам она в одиночестве вздыхала: «Если бы в родных краях все было хорошо и мне бы там ничего не угрожало, разве я осталась бы мыкаться на чужбине?» Через какое-то время она принималась рассуждать снова: «Зато, перебравшись в Ухань, я перестала зависеть от Яньло-вана, стала сама себе хозяйкой и вообще, можно сказать, высвободилась из колеса Сансары. Но, с другой стороны, – продолжала она вздыхать, – как мне жить дальше? Так и остаться на всю жизнь фотографией?»

4

С тех пор как Минлян почувствовал рядом с собой присутствие мамы, он заметил, что ее фотография, которую он всегда носил при себе, неожиданно посвежела. Более того, теперь он мог услышать, как мама с ним разговаривает:

– Минлян.

– Ма.

– Я приехала из наших краев, чтобы взглянуть на тебя.

– Я это почувствовал.

– Ты хочешь, чтобы я ушла?

– Нет.

– И я не хочу тебя покидать, а если я буду жить рядом с тобой, ты не против?

– Нет.

– Минлян, ты только никому про это не рассказывай; иначе мне придется тебя покинуть.

– Я никому не скажу.

Когда между ними происходили такого рода разговоры, то никто, кроме Минляна, не мог слышать, что говорила ему Интао. Иной раз это случалось за столом, когда вся семья находилась в сборе, тогда Минлян вдруг переставал есть и начинал что-то бормотать; иногда это происходило на улице, тогда он тоже уходил в себя.

– Минлян, что ты там постоянно бубнишь? – спрашивал Чэнь Чжанцзе.

– Ничего, – быстро спохватывался Минлян, – так, повторяю урок, вдруг, спросят.