Один день что три осени

Минлян ничего не сказал в ответ, но тому, что было указано в рекламе, он поверил. А в рекламе, среди прочего, упоминалось о том, что у Ма Сяомэн длинный язык. Если бы в свое время он не завязал с Ма Сяомэн романа, то и не узнал бы, какой длинный у нее язык; если бы потом не занимался с ней кое чем, то и не познал бы всех плюсов такого бонуса; но только кто, кроме шлюхи, будет рекламировать свой длинный язык? Вдруг до него дошло, что эта реклама относится не к настоящему, а к прошлому; да и указан на ней не Яньцзинь, а Пекин; Ма Сяомэн рассказывала, что в Пекине пять лет работала официанткой, но оказывается, что пять лет она занималась там кое чем другим. Следом он вспомнил, как на одном из свиданий спросил Ма Сяомэн, почему она вернулась из Пекина в Яньцзинь, а та вместо того, чтобы рассказать историю возвращения, рассказала лишь про то, как уехала в Пекин, и скорее всего она поступила так для того, чтобы скрыть этот секрет. Они сошлись вместе благодаря тому, что узнали секреты из прошлого друг друга, при этом Минлян полагал, что никаких других скелетов в шкафу уже не будет, он и подумать не мог, что Ма Сяомэн скрывала от него такой секретище; она показала лишь верхушку айсберга, скрыв его большую часть; в этом смысле она поступила как Минлян, который утаил от нее историю про мучения своей матери в Ухани. Однако их секреты не шли ни в какое сравнение друг с другом. Минлян спросил Сяо Вэя:

– Где ты это подобрал?

– В уездном городе это висит на каждом столбе, – вчера еще не было, а сегодня уже на каждом столбе.

Минлян сообразил, что кто-то решил нагадить Ма Сяомэн. Вдруг, словно опомнившись, он бросил Сяо Вэя и, наплевав, что на кухне варился целый котел с лытками, на всех парах помчался домой. Забежав в дом, он увидел, что Ма Сяомэн уже повесилась. Минлян тотчас снял ее с балки и подставил руку к ее носу, она еще дышала; тогда он тотчас доставил ее в больницу. Проведя реанимацию, Ма Сяомэн откачали. Врач сказал, что все это благодаря Минляну, который вовремя подоспел домой и снял Ма Сяомэн с балки, опоздай он хотя бы на минуту, и Ма Сяомэн бы уже не спасли. Когда у Минляна повесилась мать, сам он шлялся по улицам и пил газировку, потому и потерял ее навсегда; на этот же раз Минлян прибежал вовремя и Ма Сяомэн удалось вернуть к жизни. Очнувшись, Ма Сяомэн сказала:

– Минлян, не надо было меня спасать, все, что там написано – правда.

– Не будем пока об этом, лучше скажи, ты знаешь кто это сделал?

– Знаю.

– Кто?

– Это Сянсю с улицы Сицзе, мы вместе занимались этим в Пекине. Несколько дней назад она приехала в Яньцзинь и попросила занять десять тысяч, я ей таких денег не дала, она разозлилась и вот таким образом решила мне отомстить.

Выйдя из больницы, Минлян направился на улицу Сицзе, чтобы разыскать Сянсю. В лицо он ее не знал, но зато он знал, как выглядят родители этой Сянсю. Придя к ним домой, Минлян выяснил, что Сянсю сегодня ни свет ни заря покинула Яньцзинь, уехав на заработки.

– Куда она уехала? – спросил Минлян.

– Не знаю, – ответила ее мать.

На стене в рамочке под стеклом Минлян заметил семейное фото, на котором впереди сидели родители Сянсю, а позади них стояли двадцатилетняя девушка и рядом с ней мальчик лет десяти; Минлян догадался, что эта девушка и есть Сянсю, а мальчик, скорее всего, был ее братом. Эта красотка с круглым личиком и большущими глазами смотрела прямо на него и улыбалась, на щеках ее играли ямочки. Как у такого на первый взгляд милейшего создания могло быть такое ядовитое нутро?

3

Минлян и сын гадателя Лао Дуна, Дун Гуаншэн, стали одноклассниками еще в начальной школе. Более того, с первого по четвертый класс они сидели за одной партой. После занятий Минлян частенько прямо с рюкзаком шел к Дун Гуаншэну. Его дом находился на улице Дунцзе в переулке Чжамэн. Помнится, увидав его в первый раз, Лао Дун спросил:

– А ты чей будешь?

– Моего папу зовут Чэнь Чжанцзе, – ответил Минлян, а Дун Гуаншэн тут же пояснил:

– Его папа в Ухане водит поезда.

– Впечатляет, – кивнул Лао Дун и снова обратился к Минляну, – когда твой папа выступал у нас в Яньцзине, я ходил послушать как он поет.

Сделав паузу, он добавил:

– Я старше твоего папы на несколько лет, так что тебе следует называть меня дядюшкой.

– Дядюшка, – с готовностью повторил Минлян.

– Погоди-ка, я угощу тебя кунжутным коржиком.

Маму Дун Гуаншэна звали Лао Куай, она была слепой на один глаз и при встрече с Минляном непременно засыпала его вопросами:

– Как там Гуаншэн ведет себя в школе? Не дерется ли?

– Не дерется, не дерется, – отвечал Минлян.

– А какие у него успехи в классе?

– Как всегда в первых рядах, как всегда в первых рядах, – отвечал Минлян.

Позже, когда Минлян уже стал работать в ресторанчике «Маршал Тяньпэн», туда зашел угоститься Лао Дун, Минлян подошел к нему и поприветствовал: «Дядюшка Дун».

– Минлян, – откликнулся тот, – тоже пришел полакомиться свиными лытками?

– Дядюшка, я здесь не для того, чтобы ими лакомиться, я их готовлю.

– Это как так? – удивился Лао Дун.