Один день ясного неба

Кто-то навалил кучу посреди процедурной. Там, где она вела участливые беседы со множеством людей, не заслуживавших того, чтобы она тратила на них свое время. Ярость ослепила Тан-Тана настолько, что когда из соседней комнаты появился Педрино Блоуснафт с забинтованной головой, на ходу натягивая штаны и помахивая здоровенным молотком, он даже не попытался убить его на месте, а мог бы.

Блоуснафт испуганно взглянул на него, точно загнанная крыса, а затем попытался выпрыгнуть в окно. На его несчастье, окно оказалось слишком маленьким, и к тому же Педрино дрожал от страха, как осиновый лист. Тан-Тан сдержал ярость и поволок того прочь от окна, рыча:

— Это ты… насрал в комнате моей жены? Ты просто сюда вошел и навалил?

Блоуснафт залепетал что-то невразумительное.

— Она навела на меня порчу!

Было удивительно, что он вообще умудрился ворочать языком, учитывая, что Тан-Тан выбивал из него кулаком каждый слог. Засранец перегнулся пополам, кашляя и умоляя:

— Ужасную порчу! Я этого не заслужил! Вовсе нет! Я туда пришел только потому, что Интиасар пообещал бесплатных шлюх, правда! Не бей меня!

Тан-Тан остановился, чтобы сменить руку. Он одинаково умело владел обеими руками, и это всегда давало ему преимущество. Если Анис наслала порчу на этого придурка, то, значит, за дело, — в этом он не сомневался.

— Стой! Умоляю тебя! Я хороший человек! Спроси любого!

Тан-Тан внимательно присмотрелся к великовозрастному придурку. Что-то в его поведении показалось ему знакомым.

— Ты ее хотел! Ты думаешь, я этого не понимаю? Ты побил мою жену? Где она?

И он принялся лупить Блоуснафта с новой силой. Из его разбитых губ текла кровь.

— Я ей дурного слова не сказал! Я ее пальцем не тронул!

— Что значит «пальцем не тронул»? Ты что имеешь в виду? Она же замужняя женщина, дурак ты!

Засранцу удалось вырваться, и он отскочил назад. Тан-Тан шагнул за ним и, схватив за шиворот, чуть приподнял. Тот задергался и завизжал. Тан-Тан отнес его на середину комнаты к коричневой кучке, от которой все еще поднимался пар.

— По-моему, ты собака! Знаешь, как дрессируют собак?

Блоуснафт явно это знал. И завизжал еще громче.

Тан-Тан присел возле кучи и еще крепче сжал шею беспомощно извивавшегося мужчины.

— Нет-нет-нет-нет!

— Ах ты вонючий сучий выродок! Ты приходишь в помещение моей жены и оскверняешь его? Ты знаешь, как она любит эту комнату? Ты знаешь, как тщательно она подбирала сюда каждый предмет мебели? С любовью! Своими собственными руками! Тебя любила хоть одна женщина? Вонючий ты сучий выродок! Сегодня здесь я тебя выдрессирую так, что ты навсегда запомнишь!

А потом произошло нечто удивительное.

Блоуснафт почувствовал, как хватка пальцев, обхвативших его шею, ослабла, и словно по инерции какая-то сила слегка подтолкнула его вперед. А потом Тан-Тан его отпустил. Все это произошло так быстро, что он едва не упал прямехонько в кучу собственного дерьма. Он обернулся на неподвижно лежавшее на полу тело Тан-Тана. Что с ним, сердечный приступ? Но если и так, то он не умер, потому что дышал ровно и грудь мерно вздымалась, как у абсолютно здорового козленка.

Он просто спал.

Блоуснафт скорчил гримасу. И представил себе миленькую Анис, придавленную этой тушей. Он вскочил на ноги и с размаху сильно врезал спящему в живот.

— Ох, ох, проклятье!

Он запрыгал на одной ноге, потом рухнул на пол, запустив пальцы Тан-Тану в пах.

Если бы вы, торопясь на вечернюю молитву в храм, заглянули в окно, то могли бы принять их за пару любовников. Потому что они были сплошь обсыпаны алыми плодами физалиса, похожими на конфетти или на храмовые колокольчики и символизирующими любовь.

* * *

Сонтейн лежала на сухом золотистом полу, раскинув руки и подняв колени. Тело потяжелело и стало каким-то непривычным. Она очнулась от сна, в котором летала. У нее были прозрачные крылья, и она кувыркалась в небе, используя сильные мышцы спины и с восторгом ощущая тяжелую твердь воздуха. Попишо под ней был виден как на ладони — с копошившимися жителями, похожими на муравьев.

— Привет! — сказала мать.

Она лежала на спине в той же позе, что и Сонтейн, так же раскинув руки, только смотрела в другую сторону, и ее макушка находилась в нескольких сантиметрах от головы Сонтейн. Обе были наги. Цвет стен гармонировал с темно-коричневой кожей матери и ее короткими черными волосами.

— Привет! — отозвалась Сонтейн. Она не могла лежать с открытыми глазами и не понимала, почему никого не смущает их нагота. — Привет! — повторила она, и обе задремали в золотистых тенях.