Один день ясного неба

Ха с картинным почтением усадила губернатора на стул. Анис увидела на гигантском экране его сжатые губы и красивую поросль волос на лице. Его родимое пятно выглядело как волосистый островок. Этот электрический экран — дурацкая затея, решила Анис, потому что на нем укрупнялись дефекты внешности.

— Кто бы мог подумать, что только сегодня он ей впаривал что-то про пуси! — заметила какая-то молодая женщина в толпе.

Она уж и забыла, как губернатор всегда держал спину прямо, какая у него выступающая челюсть, как будто ему было известно нечто, что нормальным людям невдомек. Ее мать не раз называла его сильным. Ее мать не одобрила бы Завьера, стоявшего на коленях и растиравшего по щекам мотыльковые слезы.

— И теперь, наконец, Попишо, поприветствуем наших королев красоты!

Фанфары и барабанный бой. На сцену вышли одиннадцать конкурсанток, стреляя глазами и маша рукоплескавшим зрителям. От их вида дыхание захватывало. Анис невольно засмотрелась на крупную женщину: сияющая черная кожа, короткие рыжие волосы, словно приклеенные к голове, как алая железная шапочка. На ней был надет мужской костюм лаймово-зеленого цвета. Женщины Попишо не носили штанов.

— Такие наряды небось шьют халтурщицы на Дукуйайе, — фыркнул кто-то.

— Наверное, в таких штанах ее пуська держится крепче крепкого! — снова подал голос смутьян.

Анис покосилась на него и громко крикнула:

— Леди, все вы выглядите прекрасно!

Смутьян усмехнулся.

— Молодец, девочка! — не унималась Анис. — Тебе идут эти штаны!

Ее поддержали другие женщины:

— Носи что нравится, девочка!

— Не слушай дураков мужиков!

Смутьян прислонился к стене.

И тут начались дебаты.

Ха огласила тему десятиминутного раунда, а конкурсантки выходили вперед по двое — сначала одна, потом другая; им позволялось произнести не более пяти фраз. Талант королевы красоты заключался в скорости. В остроумии. В ясности. Тезис — антитезис. Из любви к спору.

Ну и, конечно, она должна была быть красоткой, да еще какой!

— Эге-гей! — возопили зрители, подняв брови, тряся пальцами от удовольствия, хлопая друг друга по плечам.

Сегодня вечером все смотрели на богов, какое тело! Хм-м-м! Некоторые конкурсантки вышли на сцену, уже чувствуя себя победительницами, другие скромно скользили, тише воды, ниже травы, задумчиво, если не сказать опасливо, вышагивая и демонстрируя роскошные наряды. Другие явно играли: нехотя цедили слова, снимали с себя драгоценности и шляпки, любовались ими и снова надевали, выстреливая залпом едких острот.

Плоть, кожа, дыхание. Речи. Языки. Глаза и животы, вытянутые пальчики ног. Атака и отступление. И снова атака. Эффектное покачивание бедер.

Анис наблюдала, как Ха перешептывалась с членами жюри, Гарсон ухмылялся, его руки почти касались ее тела, но молодая ведущая шоу делала вид, что не замечает. Губернатор, уже более расслабленный и внимательный, почтительно слушал Дез’ре. Она-то сразу могла распознать сладкоречивого плута, столкнувшись с ним лицом к лицу, подумала Анис.

Женщины сменяли друг друга на сцене быстро, очень быстро. Анис закрыла глаза, чтобы лучше слышать реплики зрителей.

Вот что я вижу, говорили женщины в толпе, вот что я думаю, чувствую, знаю, понимаю, хочу. Чего я боюсь. Что я узнала. Я свидетель. А я тетушка. Я ребенок. Вот моя грудь, вот мои ступни, моя промежность. Анис вспомнила, что требуется от королевы красоты: открыть глаза и видеть окружающих ее женщин, увидеть объятия и подмигиванья, и м-м-м… празднество, хмыканье и кивки, присоединиться к всеобщему ликованию.

И иногда женщина, что смотрит на тебя, трогает себя, свои плечи, свои груди, она танцует, кладет ладонь на свое бедро, проводит спереди по тазовым костям и похлопывает себя по вагине.

Ощущая себя частью чего-то большего.

Они смотрят, как Ха слегка касается плеч конкурсанток, легким шлепком снимая неудачниц с дальнейших этапов — и если те сомневаются, повторяет шлепок; превосходная идея пронзить грудину, чуть менее пышное платье в складках приподнимается, распахивается — и королевы красоты с сожалением соскальзывают со сцены, выбывая из дальнейшей борьбы.

Ха задержалась около рыжей. Анис в волнении закусила губу. Во внешности этой женщины в мужском костюме, в ее сжатых кулаках и блестящих волосах было что-то необычное. Чернокожая, словно в насмешку, как будто сейчас настала пора торжества именно для такой женщины. Ее звали Шейн, и она была старше других. Явная кандидатка на отсев.

Ха отошла от Шейн, и Анис с облегчением выдохнула.

Члены жюри всплывали на исполинском экране, они изучали швы на платьях, отделку, обшивку на подолах, качество глажки и внимательно слушали. Даже Интиасар, как показалось Анис, слушал так, словно внимал храмовому пению ведуний. И зрители слушали, кривились, благочестиво указывали на небо, хлопали в ладоши, топали ногами и обнимали друг друга за плечи. Смутьян все еще стоял, прислонившись к стене, и почесывал подбородок. На нем была синяя спецовка. Анис увидела, как он приложил ладонь к уху, когда Дез’ре нагнулась к Гарсону и что-то зашептала. Смутьян осклабился.

— Что?