Один день ясного неба

— О-о-о-оу! — вскричала Рита. — Ты что так грубо со мной? Я… о…

Все затаили дыхание.

— Ты в норме? — только и смогла выговорить Лайла.

Рита медленно задвигала ляжками.

— Погоди. Сейчас скажу.

Ну, надо же — она снова вся стала меховой.

Анис улыбнулась. Короткий поворот против часовой стрелки и уверенное нажатие — и все одним движением руки. Боги, боги, пусть я быстрее проделаю это с Микси. Не говоря уж о самой себе. А если надо будет попросить, Лайла сможет помочь.

А зачем тебе исправлять свою, если она никому не нужна?

— У меня очень приятные ощущения. — И Рита обнажила расщелину между передними зубами — эту ее особенность многие мужчины Попишо находили привлекательной. — Ну да, боль прошла. Похоже, ты справилась!

Анис со вздохом кивнула.

— Микси, сходи принеси свою.

— Я хочу, чтобы вы все немедленно вышли вон! — раздраженно отрезала Микси.

Лайла стояла у окна, прижав нос к стеклу.

— Ищешь то, что выбросила? — спросила Анис.

— Нет, — Лайла бросила взгляд на разъяренно шагавшую взад-вперед Микси.

Рита подняла с пола одеяло и его сложила.

— Микси, ну что ты так беснуешься?

Та указала на Анис:

— Я хочу, чтобы она ушла, чтобы вы все ушли!

— Да успокойся ты! Она же здесь единственная, кто может поставить в стойло твою рабочую лошадку!

— Я сама разберусь со своим добром!

Лайла впервые за все время повысила голос, и на ее шее вздулись жилы.

— Хватит! — Все умолкли. — Микси, я не могу понять, почему ты все держишь в себе. На тебя посмотреть — так никто тебе ничем помочь не может!

Анис решила, что раздувшаяся шея Лайлы — самый обаятельный дар, который ей приходилось наблюдать.

— У нас, вероятно, не так много времени, — продолжала Лайла. — Так что лучше тебе им сообщить, что нас ожидает.

Анис посмотрела на трясшуюся всем телом Микси. И как можно спокойнее произнесла:

— В чем дело? Что с тобой?

— Ничего! — слабым голосом отозвалась Микси. — Я просто хочу, чтобы ты ушла. Ну, скажи на милость, что ты тут забыла?

— А я хочу, чтобы ты угомонилась, — сказала Лайла. — Мало что изменится, когда они придут.

— Изменится что? — спросила Рита. — Для кого?

— Тебе не стоит быть одной, — примирительно проговорила Лайла. — Разве никому из них нельзя остаться с тобой, Микси? Я бы никому не разрешила сюда вернуться и заработать свою денежку!

— Я же сказала, чтобы они убирались! Думаешь, я им позволю устроить тут тарарам?

Лайла прижала сложенное одеяло к груди.

— Я с тобой, Микси!

— Я тоже, — подхватила Анис.

Она умела почуять приближение шторма, когда видела его первые признаки.

* * *

Анис привыкла к почитанию. Даже когда она оказывалась далеко от своего рабочего места и ничто в ней не выдавало профессии, мужчины начинали высовывать язык ей вслед, и кто-нибудь из них непременно улавливал в ее осанке и повадках магический дар, словно запах. Погодите! Проявите к даме уважение, вы разве не видите, что она целительница! И к тому же дочь пастора Лати!

Но кого интересовала жизнь шлюхи?

На протяжении двух недель Микси упрямо твердила: «Нет, нет, нет!» — губернатору Интиасару и мужчинам, которых он подсылал к ней на переговоры. Нет, ей наплевать, что в других борделях так делают, но она не впустит сюда за так ни одного мужчину, который будет воровато крутить, снимать с пальца обручальное кольцо, как будто это хоть что-то значило. Нет и нет, даже ради губернатора и его свадебных прихотей — он же богатый человек, и он в состоянии хорошо заплатить за моих трудяг-девочек. «На Попишо никогда не было рабства, — говорила Микси. — И нам надо этим гордиться».

Но они, говорили люди, все равно придут, даже если им придется содрать со стен розовые обои и сжечь их. «Поставят под дверью стакан для обручальных колец» — вот о чем толковали Нелли Агнес и ее сестрица в голубой шляпке, причем Нелли при упоминании таких женщин все презрительно кривила губы.

Кого интересовала жизнь шлюхи?

Интиасар написал ей письмо. Микси его хранила.

Делай, как я говорю!

И по всему архипелагу шлюхи Микси сидят и ждут новостей. Они изучают горизонт, напрягают слух: не доносятся ли издалека крики. Они задерживают дыхание, хватают себя за лоб. Кто-то хочет вернуться и встать рядом с Миксиэлин Шэрон Истэблишмент-младшей, но она сказала им «Нет!», она сказала им, что если они попытаются помочь, она больше не будет с ними танцевать или глотать пьяных бабочек после смены; она плюнет им под ноги, и они никогда больше не получат ни монетки из ее кошелька.

Другие слишком трусят и не предложат помощи, но они о ней думают.

Четыре женщины, оставшиеся в доме арбузного цвета, переглядываются и удивленно понимают, что они пришли к согласию. Хотя это не должно их удивлять. Даже самая покорная женщина на Попишо ощущает в душе потенциал свирепой воительницы.

— Это отвратительно и неправильно, — сказала Рита. — Я не считаю это актом благотворительности. Все богатство этой семьи заключается только в их дорогом исподнем.