- Добрый вечер, - сказал Головин, - чайку не желаете?
Он отложил книгу, снял пенсне и, улыбнувшись доброй улыбкой, подошел к Жмакину.
- Ну? - спросил он, упираясь пальцами ему в живот. - Значит, завтра?
- Что завтра?
- А вы не знаете?
- Ничего я не знаю.
Оказалось, что в отсутствие Жмакина звонил Пилипчук: завтра Алексею получать права.
- Это как получать?
- Естественно, как всем. Сдадите экзамены и получите эдакую книжечку водительские права.
И началась сумасшедшая ночь.
Почти до рассвета Никанор Никитич должен был экзаменовать Алексея. Он спрашивал и о правилах проезда регулируемых перекрестков при совместном движении различных транспортных средств, и про дегазацию автомобиля. Ему требовалось знать во всех подробностях, как наблюдают за дорогой через левое и правое плечо. Подробно и дотошно Жмакин докладывал ему схему главной передачи с коническими шестернями и схему дифференциала, кривошипно-шатунного и распределительного механизмов, систему смазки двигателя и способы устранения неисправностей системы питания.
Головин крутил пенсне на пальце, прихлебывал холодный чай, важно, словно и вправду был экзаменатором, наклонял голову, кивая на точные и короткие ответы Жмакина.
- Думаю, что вы в курсе предмета, - наконец сказал он. - Надо надеяться, что все будет отлично. Знания ваши фундаментальны, человек вы способный, даже одаренный...
Вот этого Жмакину говорить и не следовало. Во всяком случае, Лапшин никогда такой опрометчивой фразы бы не произнес, особенно на рассвете. С достоинством выслушав похвалы уважаемого им Головина, Алексей позволил себе с ним не согласиться. Иронически улыбаясь, он сказал, что не считает себя просто способным. Он еще всем покажет - каков он таков, некто Жмакин. Они у него слезами умоются - все эти шоферишки и инструкторишки. Пусть только дадут ему машину и права. Он не две и не три плановые нормы "ездок" будет выполнять, он переворот сделает в технике вождения грузомашин и в технике переброски грузов...
Уже совсем заря занималась, уже бедный Головин и засыпал и просыпался, уже заурчали во дворе автобазы прогреваемые машины "дальнобойщиков" перед выездами в далекие рейсы - Жмакин все хвастался. По его мнению, здесь вообще не было ни единого водителя, достойного управлять хорошей машиной. И заработки у них плохие исключительно по собственной вине.
- Вот увидите! - вдруг закричал Жмакин так громко, что бедняга Никанор Никитич проснулся и подхватился бежать. - Вот увидите, я с первой получки целиком в бостон и габардин оденусь. Я себе такие корочки куплю...
- А зачем же вам... корочки? - удивился Головин.
- В смысле ботинки...
- Ах, ботинки?
И старик опять задремал сидя. Он не смел лечь в этой жмакинской буре, в этом воющем смерче хвастовства, в этих бешеных раскатах мечтаний о том, как Жмакину предложат комнату, нет, не комнату, а квартиру, как ему автобаза сама все обставит и как почему-то его вызовут в Кремль.
- Куда? - вновь подхватился Головин.
- В Кремль! - непоколебимо твердо сказал Жмакин. - А что?
- Конечно, почему же, - закивал головой Никанор Никитич. Непременно...
Почистим желтые?
...Дядечка в очках в углу лапшинского кабинета шуршал журналом. Алексей погодя вспомнил - это тот самый дядечка, который в больнице, когда умирал Толя Грибков, сидел на подоконнике и кричал на Жмакина, чтобы тот не смел кончать с собой.
- Ну, дальше! - сказал Лапшин. Выражение лица у него было строгое.
- Дальше, Иван Михайлович, материальный фактор тоже кое-что значит...
Лапшин вежливо попросил не обучать его "элементарным основам". Дядечка в углу смешно хрюкнул.
- Поконкретнее! - попросил Лапшин.
- Поконкретнее будет то, что мне на эти деньги, я извиняюсь, не прожить, - подрагивая щекой, сказал Жмакин. - Я ведь все в долг, гражданин начальник, все, понимаете, "за потом", а когда это "потом" наступит? Я вроде бы женатый, мне пора и к месту, в семью идти, а я что же, их объедать стану? Ребенок народится - я ему вроде никакую там рогульку купить не смогу?
- Какую такую рогульку? - спросил Лапшин.
- Ну, игрушку, шут их знает, какие игрушки бывают.
- А долги у тебя какие? Вернее, что ты долгами считаешь?
- Разные у меня долги, - угрюмо ответил Жмакин. - Не будем уточнять.
- Все-таки, может, уточним?
- Пожалуйста, гражданин начальник...
"Гражданин начальник" он говорил нарочно, от бешенства. А Лапшин как бы ничего не замечал.
- Например, имел я несколько подачек. Подал мне "на бедность" поначалу Егор Тарасович Пилипчук. Я в бухгалтерии проверял, там эти суммы не значатся, таким путем - из его кармана. Раз. Опять же Хмелянскому охота в его очкастую рожу кое-какие, как прежде выражались, ассигнации запустить. У Криничного жил - кушал, и пил, и его курево курил, - это как? Если у меня замаранное прошлое - значит, я вроде попрошайки, без отдачи? У Головина, божьего старичка, десятку стрельнул. У вахтерши Анны Егоровны...
- Допустим, - сказал Лапшин. - Согласен, так! А другие долги ты не собираешься возвращать?
- Это какие же такие долги?
- Не догадываешься?