Один год

До ужина они сидели с Клавдией в ее комнатке и тихо разговаривали у открытого окна. Потом Клавдия принесла лампу и ушла собирать на стол, а он взял с подоконника книгу и тотчас же нашел в ней телеграмму на Клавдин адрес. Телеграмма была Клавдии, а подпись такая: "Целую. Жмакин". "Что за черт, - подумал он, - когда это я депеши посылал?" В книге была еще одна телеграмма, а в ящике и на полочке под слоником целая пачка телеграмм, и все подписанные Жмакиным. Он совершенно ничего уже не понимал и все перечитывал нежные и ласковые слова, которые были в телеграммах. "Это кто-то другой под меня работает, - вдруг со страхом подумал он, - это она с кем-то путается, это она вкручивает, что ли?"

Вошла Клавдия. Лицо у него было каменное. Она поглядела на него, на телеграммы и вспыхнула. Никогда он не видел таких глаз, такого чистого и в то же время смущенного взгляда.

- Это что? - спросил он и постучал пальцем по столу.

- Ничего, - сказала она.

- Это что такое? - опять громче спросил он.

- Дурной, - сказала она и, глядя ему в глаза, добавила: - Это я сама писала.

- Как сама?

- А сама, - сказала она, - не понимаешь? Сама. Чтоб они все не думали, будто ты меня бросил. Я ж знаю, что ты не бросил, - быстро сказала она, я-то знаю, а они не знают. И еще я знаю, что ты, кабы догадался, такие телеграммы обязательно бы посылал. Или нет?

Румянец проступил на его щеках.

- Да или нет?

- Я не знаю, - сказал он.

- А я знаю, - ответила она, - я все знаю. И когда я, бывало, помню, все про тебя думала, так читала эти телеграммы...

Он молчал, опустив глаза.

- Пойдем, - сказала она и взяла его за руку. - Идем, там картошка поспела.

И они пошли в столовую, где вроде ничего не изменилось, но в общем изменилось все. Как будто бы так же, как тогда, зимой, лилась густая музыка из приемника, но почему-то все было немножко иначе. Жмакин посмотрел на приемник внимательно - нет, это был тот же приемник и стоял на том же месте. Женька, совершенно как в ту пору, размешивал какую-то дрянь в пробирке занимался опытами по руководству "Начинающий химик", но и опыты выглядели иначе. На том же самом стуле с газетой в руке сидел Корчмаренко, но выглядело это не так, как раньше.

"Ах, вот оно что! - внезапно догадался Жмакин. - Я не боюсь больше! Я теперь ничего не боюсь, вот в чем все дело!"

Еще раз Балага

К ужину подавали рассыпчатый отварной картофель в чугунке, сельдь, залитую прозрачным подсолнечным маслом и засыпанную луком, и для желающих водку в тяжелом старинном графине. Старик Корчмаренко со значительным видом налил сначала себе, потом Жмакину, потом вопросительно взглянул на Федю Гофмана. Не отрываясь от газеты, Федя Гофман накрыл свою рюмку ладонью.

- Читатель, - сказал Корчмаренко.

Женька влюбленными глазами разглядывал Жмакина. Окна были открыты настежь, - в комнату с воли вливался сырой вечерний воздух. Протяжно и печально замычала в переулке корова. Гукнул паровоз. Старуха с хлопотливой миной на лице подкладывала Жмакину побольше картошки. Все молчали. Федя Гофман стеснял и Клавдию и Жмакина, может быть безотчетно он стеснял и других. На лице у него было написано недоброжелательство, а встретившись нечаянно глазами со Жмакиным, он покраснел пятнами и на висках у него выступил пот.

- Ну что ж, - сказал Корчмаренко, - выпьем по второй.

- Можно, - сказал Жмакин.

С третьей рюмки он на мгновение захмелел и сказал в спину уходившему Феде Гофману:

- А вы на земле проживете, как черви слепые живут, ни сказок о вас не расскажут, ни песен о вас не споют.

Федя дернул плечами и скрылся, а Корчмаренко спросил:

- Чего это случилось, а?

- У нее спросите, - ответил Жмакин, кивнув на Клавдию. - Она знает.

- Ладно, - сказал Корчмаренко, - потом на крылечке отдохнем.

Клавдия ушла к дочке, Женьку услали спать, а двое мужчин вышли на крыльцо курить табак. Корчмаренко молчал, пуская дым к светлому небу. Жмакин подозвал Кабыздоха и почесал ему за ухом. В соседних домах уже не было света, все тише и тише становилось в поселке, только собаки порою побрехивали да гукали на Приморке паровозы.

- Но, Жмакин? - спросил наконец Корчмаренко неуверенным голосом.

- Чего - но? - отозвался Алексей.

- Как вообще дела?

- Да никак, - сказал Жмакин, - в правительство пока что меня не выдвинули. На сегодняшний день.

- А я думал, выдвинули, - сказал Корчмаренко. - Незадача!

- То-то, что нет, - подтвердил Жмакин. - Нет и нет!

Помолчали.

Корчмаренко притворно зевнул.

- Спать, что ли, пойти, - ненатурально предложил он.

- Можно и спать, - согласился Алексей.

- Ой, Жмакин, - кашляя, сказал Корчмаренко, - не выводи меня из себя.

- Да ну там, - усмехнулся Жмакин, - как это я вас вывожу?

- Воруешь?

- Нет.

- Работаешь?

- Да.

- Хорошо работаешь?

- А зачем хорошо работать? - понемножку раздражаясь, сказал Жмакин. Это нигде не написано, что надо хорошо работать.

- Значит, филонишь?

- Филоню. Вы же знаете, какой я несерьезный человек!

Молча и быстро они поглядели друг на друга.

- У, подлюга, - жалобно сказал Корчмаренко.

Жмакин рассмеялся, отпихнул от себя собаку и встал.