Один из первых

До конца марта, когда наш корпус должен был отправиться на фронт, нам удалось провести всего одно штабное учение, которое разыгрывалось, как на фронте. Учение начали по сигналу воздушной тревоги. Командование старалось создать обстановку, приближенную к боевой. Позже мы поняли, что никакого «приближения» тогда не получилось.

Под строгим секретом нас познакомили с опытом кампании 1941 года:

«До конца 1941 года война не смогла потрясти внутриполитического положения Советского Союза. Большевистский режим подорвать не удалось. Иностранная помощь, оказываемая русским, в ближайшее время не сыграет никакой роли в укреплении сопротивляемости Красной Армии».

Этот документ был критикой в адрес тех, кто все же надеялся на «блицкриг», полагая, что немецкая армия хорошо «потрепала» русских и, прежде чем русские получат помощь извне, Гитлер достигнет своей цели.

В другом документе говорилось, что Германия напала на Советский Союз, чтобы предотвратить нападение Советского Союза на Германию, что, начав войну, германские моторизованные полчища не встретили перед собой сплошного фронта сопротивления, хотя советская пехота оказывает упорное противодействие.

С июля по декабрь 1941 года наш подвижный корпус значительно потрепали в боях. Корпус потерял двести офицеров и четыре с половиной тысячи рядовых, что составило десять процентов живой силы. Не радовали душу и известия о настроениях солдат.

Стало известно, что некоторых солдат, возвратившихся на родину после прохождения карантина, демобилизовали. По другим версиям, генштаб опасался, что солдаты, побывавшие на Восточном фронте, настолько «заразились вредными большевистскими идеями», что перед отправкой на родину их следует прежде всего разоружить, чтобы, попав домой, они не устраивали там беспорядков.

В начале апреля командование корпусом принял новый командир — генерал-лейтенант Доманицки. Все внимание теперь было сосредоточено на подготовке к отправке на фронт. Новый командир корпуса принес кое-какие «новые идеи». В первую очередь Доманицки приказал своему адъютанту, чтобы интенданты закупили по крайней мере два десятка ватерклозетов и нашли людей, которые были бы в состоянии установить их на фронте…

12 апреля 1942 года корпус начал грузиться в эшелон. Несколько вагонов пошло под погрузку продовольствия на четыре недели. С собой брали даже живой скот. Первыми приступили к погрузке зенитчики. Штаб корпуса начал погрузку после обеда. На это отводился один час, что было явно недостаточно. Как бы там ни было, с опозданием на несколько часов мы все же тронулись в путь.

3

Со смешанным чувством сидел я в купе поезда, вслушиваясь в равномерный перестук колес. За окном мелькали новые места, пейзаж все время менялся. Уже тогда, сидя в вагоне, мы чувствовали, что мчимся навстречу новым и, может, трагическим событиям.

Перед вечером эшелон Прибыл в Эршекуйвар. Цыганская музыка, марш Ракоци, первый «контакт» с немцами. Дежурный офицер по станции предупредил меня, чтобы я был осторожен с представителем немецкой железнодорожной комендатуры. Потом он рассказал, что немцы исчисляют длину эшелонов не количеством вагонов, не количеством осей вагонов, а мерной лентой и что первый наш эшелон они уже укоротили, приказав отцепить два десятитонных вагона. Хорошо, если их удастся прицепить к нашему эшелону. По крайней мере, он это постарается сделать.

Когда мы пересекли венгерскую границу, увидели паровоз и поездную бригаду. К начальнику эшелона явился лейтенант словацкой армии и отрекомендовался офицером связи, которому поручено сопровождать наш эшелон при следовании по словацкой территории.

Погода была скверной, под утро наш эшелон прибыл в Бохумин-Одерберг. Здесь выяснилось, что мы отправимся либо ночью, либо в полдень следующего дня, поскольку наш дальнейший маршрут пока не известен.

Дальше нас везла польская поездная бригада, а 16 числа мы проснулись уже в Варшаве. Война всюду оставила свои следы. Похоже, что немцы не были заинтересованы в восстановлении польских магистралей. Полуразрушенное здание станции. На путях мусор, навоз, обрывки бумаги. Воздух смрадный. Женщины расчищали пути под охраной вооруженных немецких солдат. Одежда на женщинах самая пестрая: кто в простом платье, кто в вечернем, кто в спортивном костюме, а кто в сильно поношенной, грязной одежде. Такое пестрое зрелище сразу же привлекло наше внимание.

Нам раздали завтрак, и тут ко мне обратилась молодая женщина с исхудавшим красивым лицом:

— Господин офицер… хлеба… хлеба…