Один из первых

Нашей 9-й дивизии, находящейся на стыке с немцами, тоже нужно было чем-то помочь. Вместе с майором Секеи я выехал на место, чтобы решить, что можно предпринять. В Ивановке мы взяли с собой в машину немецкого связного офицера от 7-го корпуса и поехали на местность. Остановились на вершине высотки, господствовавшей над территорией колхоза.

Мы вышли из машины и пошли по позициям. В окопах остались только наблюдатели. Солдаты батальона всю ночь провели в окопах и теперь отдыхали в укрытии. Стояло очаровательное солнечное утро. За фруктовыми садами серебристой змеей блестел тихий Дон. Он был великолепен в своей красе, но эта красота вселяла в душу смятение и грусть, потому что, глядя на него, мы вспоминали Дунай. Противоположный берег с маленькими домиками был виден как на ладони.

Секеи поинтересовался, сколько боеприпасов в батальонах первого эшелона.

— Господин майор, — ответил ему адъютант командира батальона, — боеприпасов у нас чрезвычайно мало. — К сожалению, несколько тонн осталось в тылах: не на чем подвезти их. Минометчики наши вообще сидят без мин. Правда, немцы нам подбросили свои, но это не выход из положения, своими минами мы стреляли на расстояние до двух километров, а немецкими — только на пятьсот метров.

Секеи приказал сделать контрольный выстрел. Мина упала прямо в Дон. На противоположном берегу в этот момент несколько русских солдат умывались донской водой.

— Пришлите ко мне снайпера со снайперской винтовкой! — приказал Секеи.

Я взглянул на спокойно и мирно умывающихся советских солдат, и мне стало от души жаль их. Затея Секеи снять их из снайперской винтовки мне не понравилась. Однако мои опасения оказались напрасными. Пули снайпера плюхнулись в воду. Солдаты, увидев, что в них стреляют, вылезли на берег, быстро оделись и исчезли в лесочке. Пока они шли к лесу, снайпер снова выстрелил, но ни в кого не попал.

Мы пошли дальше по позиции. Кругом фруктовые деревья. Зрели вишни. Я сорвал несколько штук, но они были еще зеленоватыми. Мне показалось, что русские, находившиеся на противоположном берегу, видели нас, но просто не открывали огня.

Отсюда, с холмов, уже был виден Воронеж. Далекий гул артиллерийской канонады долетал до нас. Мы знали, что немцы пока безуспешно пытались овладеть городом.

Наконец Секеи, видимо, надоело бродить по позициям, и мы пошли обратно. На своих картах сделали необходимые пометки. В самом конце рекогносцировки мы вместе с инженером-референтом при командире корпуса и немецким офицером связи вышли на НП и уточнили на местности расположение войск и инженерных заграждений.

Вернувшись в штаб дивизии, я немного поговорил с капитаном Барой. Немецкий офицер связи интересовался, где расположен наш 210-миллиметровый артиллерийский дивизион, который должен обеспечивать стык с немцами. Секеи прямо заявил, что дивизион на позиции не вышел из-за отсутствия горючего, хотя фланг 9-й дивизии действительно необходимо усилить огнем. Перед уходом немецкий офицер связи пообещал нам обязательно прислать горючее.

Мы снова направились в штаб, а до него ни много ни мало километров восемь — десять, и все через лесок, в котором почти на каждом шагу попадаются местные жители. Они покинули свои жилища и теперь скрываются в лесах. Это старики, женщины и дети. Каждый несет какое-то барахлишко. Живут они в наскоро отрытых землянках или в шалашах. В их глазах словно застыло выражение большой боли и бесконечной печали. Мне жаль их.

Жарко. Температура воздуха и здесь, в лесу, сорок градусов. В суконном обмундировании просто невозможно ходить.

Едва вернувшись в штаб, скорее лезу в бочку с водой, чтобы смыть пот и пыль. После этого обед. Но можно ли назвать супом какую-то серую жидкость? И вкус-то у него черт знает какой. Мой денщик называет его бетонным супом, так как он по цвету очень похож на бетон. Мясо невозможно разжевать, хлеб покрыт пятнами плесени. Я высушил на солнце несколько кусков, теперь его можно есть, но все равно, когда кладу сухари в рот, стараюсь не смотреть на них.

Интересно, чем же нас будут кормить позже, если уже сейчас дают такое? И ведь на бойне в Старом Осколе остались, наверное, свиньи. Наши продовольственники достали где-то поблизости несколько отощавших коров — вот это и есть наше мясо, а хлеб пекли из ржаной муки, которую забрали на мельнице.

Вечером в штабе я узнал, что творится на фронте. Ничего утешительного. 7-я дивизия предприняла новое наступление, которое натолкнулось на упорное сопротивление русских. Участок 9-й дивизии русские обстреливали из «катюш». Это произошло после того, как мы покинули позиции 9-й дивизии, а после обеда русские перешли в наступление при поддержке танков. Частям 7-й дивизии пришлось отойти за населенный пункт Урыв. Из Троицкого стреляла советская артиллерия, а русские танки окружили один наш батальон под Урывом, сминая гусеницами противотанковые орудия. У нас кончились боеприпасы, комбат убит. Много убитых и более двухсот раненых.