Один Христос. Два христианства

Я все это лично пережил и испытал в собственной жизни. Речь тут не о литературе. Я переживал это даже еще яростнее, ведь мир тогда только-только выбрался из худшей из войн в нашей Истории. Постепенно обнаруживалось, до какого предела могут дойти силы ненависти в сердцах людей! Человек, единственный среди живых существ этой планеты, совершал время от времени массовые убийства себе подобных, сопровождаемые пытками, изощренно продуманными способами, как унизить, как максимально увеличить страдания противников, прежде чем их окончательно уничтожить!

Но между двумя войнами всегда бывали периоды примирения, хорошего взаимопонимания на новых основаниях. Мне пришлось прийти к выводу, что мир как целое с момента своего сотворения не знавал даже и таких мирных периодов. У мира, в котором мы живем, два глубоко противоположных друг другу аспекта. С одной стороны, он чудесен: я не буду вам приводить лирическое отступление о красоте природы, гор, равнин, рек и океанов, закатов солнца и северных рассветов. Я не буду описывать невероятную фантазию разнообразных форм жизни на нашей земле, в воздухе или в воде…, все это вы и сами знаете. Но есть и другой аспект: за кронами деревьев, сквозь все мелодии птичьего пения, в глубинах океанов, вся эта изобильная жизнь оказывается лишь огромной частью невыносимой борьбы и охоты, когда каждый пытается уйти от преследователя, но сам в то же самое время преследует собственную добычу, необходимую для поддержания жизни. За невыразимым миром солнечного заката притаился переход от дневной охоты к охоте ночной и столь же безжалостной. Само наше тело оказывается полем борьбы, и не только на поверхности, но в глубине, между клетками. Мне бы хотелось, чтобы каждый из вас, в соответствии с присущим вам темпераментом, был более восприимчив к гармонии природы или к ее жестокости. Но, хотим мы того или нет, эти два аспекта налицо. Я знаю, конечно, что есть еще и эпизоды любви и рождения малышей, которые нас так всегда умиляют в фильмах о животных. Но речь ведь тут идет лишь о разновидностях общей схемы, поскольку этих малышей ведь тоже нужно кормить! Не бывает львов-вегетарианцев. Невинными жертвами становятся только травоядные животные, хотя сейчас начинают постепенно осознавать, что и сами планеты не столь уж и бесчувственны. И что тогда?…

Мой темперамент и чувствительность привели к тому, что я всегда был глубоко задет этим отпечатком зла в мире. Я мог бы впасть в полный нигилизм или в глубокое отчаяние, если бы довольно рано не осознал в себе некую силу, которая помогала мне, когда лучше, когда хуже, побеждать этот глубокий пессимизм.

Эта малая сила – молитва. В Римско-католической церкви не причащают младенцев, причастие, Тело Христово, дают детям лишь к 7 ли 8 годам. В 1938 голу мне было 7 лет и я готовился к первому причастию. В то время в воздухе уже чувствовалось приближение войны. Я помню, что вечером, в постели, я старался молиться как можно дольше, пока не заснул, молился о том, чтобы эта война не началась. Я думаю, что именно тогда произошла моя встреча с Богом. Не было ничего необычайного, никаких экстазов, внутренних слов, видения света или других феноменов… Но была уверенность в Его присутствии и внимании к тому, что я Ему говорил, уверенность, что я для Него важен, потому что Он любит меня; не то чтобы я был важнее других, нет, но Он любит нас всех, по-настоящему.

Я верю, что такая встреча с Богом, со Христом, и позволила мне пройти все эти годы испытаний, не потонув в отчаянии. Когда мне было 15–16 лет, мы жили в небольшом городке, пригороде Парижа. По окончании послеобеденных уроков, а это было около 17 часов, я почти всегда шел в собор, который был неподалеку от школы, и там, оказавшись в тишине и одиночестве, я молился. Это было в часовне Богородицы, Пречистой Божией Матери, за хорами собора, чудной готической церкви XIII века, уцелевшей при бомбардировках.

Во Франции философия входи в программу среднего школьного образования. У тех, кто выбрал естественные науки, было всего три часа философии в неделю. У нас, в литературной секции, было 9 часов в неделю, с преподавателем, который когда-то был верующим католиком, а затем стал коммунистом и атеистом. Я многим ему обязан, кстати, но не он помог мне найти смысл в жизни. Помогала мне моя скромная ежедневная молитва, помогала держаться в абсолютной тьме и полном непонимании этого мира, и даже в молчании Бога! Я ничего не понимал, совсем ничего, но продолжал доверять Ему, может быть, только оттого, что не видел, к чему еще можно прибегнуть.