Я вновь окинул взглядом мертвецов, и мозг сам развил эту мысленную цепочку.
Как бы ни казалось обратное, к тактике акары подходят взвешенно и тщательно, порой даже чересчур. Йута имел в арсенале тьму уловок, которые этому отвечали. Однако зрелище перед нами было простым и понятным, с очевидным посылом: уходи прочь, или умрешь.
Мы двинулись вперед, оставляя убитых позади, – те так и покачивались на ветвях, словно жуткие талисманы.
Сегодня заночевать пришлось, не разводя огня, хотя с начала вылазки в недра леса мы каждую ночь ютились у костра. Нам попались охотники, загоняющие стадо вепрей величиной с быка, – первые вестники близкой орды. Стоянку мы разбили подальше от того места, чтобы точно не попасться.
На ночь нас приютила ложбина под отвесным валуном, скрытая за лозами плюща, как за шторой. Там мы с Говардом подкрепились пайками, а свою порцию Нора отдала ему, сославшись на то, что новое тело само себя питает.
Ночь стояла душная. Мошкара одолевала взмокшую плоть, снаружи нестройно стрекотали сверчки, издалека доносились звуки ночных хищников.
Впервые за весь поход Нора сочла себя в безопасности настолько, чтобы снять протезы. Первой зычно отщелкнулась правая рука. Следом она разделась до тонкой белой рубахи, являя светоч, что, как и говорили, лучился на месте сердца. Он ритмично вспыхивал и угасал, будто пульсируя, и подсвечивал ее увечья. Я рассматривал это покрытое рубцами тело – вместилище неумолимой ярости, ставшей самой сутью Норы. Надежды в ней, казалось, не наберется и на горсть.
Дальше она отстегнула ноги одну за другой. Воздух в нашем укрытии был влажным и тяжелым.
– Всегда их нельзя носить? – спросил я.
От Норы теперь остался только силуэт во тьме. Я видел жесткий ежик волос, очертания конечностей, что стояли рядком, и ополовиненное туловище, прислоненное к камню.
– Они хоть и помогают перемещаться, это не мое родное тело. Металл постоянно натирает мозоли и оставляет ожоги. – Теперь Нора двигалась непривычно плавно, усаживаясь ровнее при помощи культей.
Воительница бросила взгляд на протезы и оставшимся левым бережно потерла мышцы, должно быть, разминая спазмы. На культях, заметил я краем глаза, кожа была розовой и намятой, влажно поблескивая от пота.
Что-то я засмотрелся. Нечего так пялиться. Надо отдать должное, этот ее неистовый пыл чем-то завораживал.
– Есть что сказать – выкладывай, – неприветливо, но без укоризны сказала она.
– После той драки с Эрефиэлем тебя как только не называли. Железный дракон, Нетленное пламя. Говорили, ты зверь из чистого обсидиана, бушуешь и опаляешь все кругом жаром солнца.
Сверчки продолжали исполнять свою серенаду. Снаружи от легкого ветерка зашелестела листва.
– Не думал, что тело так тебя обременяет.
Она посмеялась. Говард, не имея ничего сказать, жевал паек у занавеси плюща и вполглаза следил за спящим лесом.
– Да, мне в нем весьма непросто. Но я все равно благодарна. Я вновь могу ходить и сражаться, а большего и не надо. Хотя, конечно, оно не такое быстрое, послушное и надежное, как настоящее.
– Эрефиэль об этом не знает, да?
Повисло молчание. Было оно проникнуто чем-то интимным.
– Если толки и вправду разнесли, что я неудержимый механический солдат, тем лучше. На самом деле в схватке с генералом я уцелела по чистой случайности. Задайся он целью меня прикончить, я бы ни за что не взяла верх.
Я прикусил губу. Такой откровенности Нора еще не проявляла. Казалось, она ко мне привыкает. Нужно это выяснить.
– Неужели ты стала мне доверять, раз таким делишься?
– Не обольщайся. Мы в тылу врага. Если попадем в переплет, союзники должны знать о моих слабостях. Прошлое мое обещание все еще в силе.
Когда Нора крепко уснула, Говард придвинулся ко мне и протянул солонины и ягод. С Норой общаться просто: она жестка и неприветлива, поэтому через силу разыгрывать дружелюбие и мне не приходится. С Говардом же все наоборот.
Солдат сел рядом, и мы какое-то время просто жевали в тишине. А когда разделались с едой, он наконец-то заговорил.
– Какой из себя Иеварус?
– Нора не рассказала?
– Рассказала, но с чего-то же надо начать разговор.
– Не надо.
– Да ладно, не жмись! Я тут за все время только филина и видел.
Я не ответил. Тогда Говард зашел с другой стороны:
– Слыхал, ты много лет назад спас детишек вместе с братом Норы. Мне ведь и самому когда-то довелось караулить акарский лагерь.
Я недоверчиво покосился на него.
– Не припомню тебя там.
– Давно это было, и назначили меня всего на неделю. Я к тому веду, что акары – славный народ. – Он, помявшись, оглянулся на Нору: вдруг проснулась и все слышит? Ритм ее сердца поутих, и свет его пульсировал теперь медленнее и мягче.
– Капитану не говори, но я все понимаю.
– Что именно?
– Как тебе непросто. Ты и твой народ столько всего перенесли… Никому не пожелаешь. Но ты молодец, что пошел с нами. Это правильно.
Я помолчал.
– Без обид, но я уже как-то раз проникся доверием к одному человеку и дорого за это поплатился. – Этот укол предназначался скорее мне же, чем Говарду. Нельзя забывать о своей цели! Я провел по бритой голове, лишний раз освежая память.