Одиннадцатый цикл

Церемонный, вытянутый в струнку дворецкий повел меня на встречу к матери по коридорам, уставленным мягкими диванами с туго набитыми бархатными подушками. Стены увешивали портреты вельмож, которые сплотили разобщенные королевства и возвели оплот под именем Клерия. Присутствовали и картины полуистлевших в людской памяти войн далекого прошлого. Совсем неудивительно, что на менее величественные конфликты вроде Асаманского не было и намека. Сильнее всего потрясала воображение панорама черной драконьей тучи в небесах. На ней был спрятан и Верховный Владыка – он, пусть только в виде силуэта, парил внутри тучи на спине исполинского ската.

К престолу матери вела длинная белая ковровая дорожка. Мать не королева, но питала страсть к монаршей помпезности. Она происходила из династии защитников, воинов, дипломатов и купцов – династии со столь богатой историей, что в какой-то миг наша родословная стала предметом поклонения.

Ее красота потрясала. Не исключено, что свет еще не видел никого и ничего прекраснее, кроме разве что ангела Зерафиэля.

Воплощение незапятнанной белизны, мать напоминала мне застланную нетающим снегом березу, что замерла навеки – и ни одна душа не дерзнет к ней приблизиться.

Такой я видел ту, кто возвышалась на пьедестале напротив.

Ее стройный высокий стан был облачен в платье, равных которому нет. Сплетенное будто из снежинок, оно струилось длинным белым полотном без вышивки, без оборок, без пояса и сидело по фигуре, точно вторая кожа.

Изящные пальцы точеных рук оканчивались алебастровыми ногтями, столь же светлые ресницы походили на припорошенные нежные веточки. Проникновенные глаза завораживали белизной, под стать коже, не запятнанной иным оттенком.

Позади ее престола возвышалось Зимнее древо – волшебное диво из далеких краев, давным-давно поглощенных туманом. На нем не было ни листочка, а с раскинутых голых ветвей падал и покрывал престол на пьедестале блещущий снег.

– Ты пожелала меня видеть, мама? – заговорил я, как только двери за мной затворились.

Сегодня в приемной зале не было никого, кроме лакеев в ливреях.

– Какая жалость, что родной сын не навещает меня без формального приглашения на аудиенцию. – Ее зыбкий голос напоминал мягкий хруст изморози. Водянистый, нечеловеческий, эфемерный – казалось, однажды он растает и втечет прямо в уши.

– Да, прости меня. Я погряз в обязанностях.

– Я слышала. – На каменном, невозмутимом лице матери ни одна жилка не дрогнула. Взгляд ее лучился блеском ледника.

Из-за соития с отцом и метаморфоз, в которые не посвящен даже я, мать вознеслась над своей смертной человеческой природой, при этом лишившись всяческой материнской теплоты.

– Ты здоров, сын?

– Здоров, мама, – сухо отозвался я.

– Оставьте нас, – приказала она.

Вся зала безмолвно повиновалась. Слуги хлынули на выход. Лишь когда с гулким, полным мрачной неотвратимости звуком затворилась последняя дверь, мы вновь заговорили.

– За что ты так презираешь меня? – прямо спросила мать.

– Вовсе не презираю, – искренне ответил я. – Как презирать того, кого совсем не знаешь?

Интересно, ее ледяное сердце вообще уловило мое затаенное негодование?

– Ты хочешь сказать, что не считаешь меня матерью?

– Я не знаю, кто вы мне с отцом. Вас не было и нет в моей жизни.

– Мы рождены с бременем долга и не можем позволить себе быть обыкновенной семьей.

– Мягко сказано, – пробормотал я.

Я чувствовал, что на редкость груб и несправедлив, – но это не впервые. Ее холодная бездушная оболочка, извечная и непроницаемая, больше всего на свете меня раздражала. Я сыпал колкостями, дерзил в надежде сколоть этот лед, найти трещинку, слабое место, чтобы добиться от нее хоть какого-то, хоть малейшего проявления чувств.

– Впрочем, что мешает попробовать? Переезжай обратно ко мне. Ты ведь здесь родился и вырос. – Фразе полагалось быть исполненной любви, но из-за бесцветного голоса она пала к моим ногам омертвелой и пустой.

– Я уехал отсюда не просто так.

– Почему?

– Ты не поймешь.

– И все же.

Я на минуту задумался. Мать неотрывно смотрела на меня с высокого престола.

– Мне все здесь чуждо. Сам дворец, жизнь напоказ, положение сначала твоего сына, а уже потом – полководца.

– Значит, ты хочешь отстраниться от своего дома?

– Именно так.

– Тогда почему вступился за ведьму от нашего имени? Снова пополнил свою стаю дворняжек?

Вот она, излюбленная тема для бесконечных упреков, чтоб их.

Я моментально вышел из себя; в жилах вскипела кровь.

Мать встала с престола, стряхивая флер искристых снежинок, и сошла по ступеням.