Тут до него что-то дошло.
– С кем бились?
– Да с одним громилой. С виду не умнее мешка картошки, а оказался не промах.
Его глаза округлились.
– Великан Мунасен?!
– Он самый! – поневоле просияла я.
– С ума сойти. Вы та самая Симург?!
Я не вполне его поняла.
– Так меня прозвали.
Виктор тряхнул головой.
– Нет же, нет. Вы на арену вышли как Симург?
– Может быть. Столько лет прошло.
– Да вы же легенда!
Из-за чего же, хотелось бы знать, весь восторг? Тут он одернул себя и пояснил:
– Я сам боя не видел, но город после него гудел! Якобы какая-то женщина уложила Мунасена, умыкнула деньги, и только ее и видели!
– Выиграла деньги, – поправила я, но он от этого лишь отмахнулся.
– Не верю, что это вы. Теперь все бои сравнивают с тем единственным.
Я улыбнулась. Не припомню, чтобы Виктор при мне так распалялся. Его воинская дисциплина, я понимала, чаще была показной, и стоило ему заговорить о предмете страсти, в нем тут же просыпался ребенок.
– Не знала, что ты азартный, – поддела я.
– Не знал, что вы дрались в бойцовской яме, – с ухмылкой парировал он.
Я отвернула от него покрасневшее лицо и припустила коня.
– Всего раз.
За последней кручей на пути лежала цель всего похода – городок Малотень. Убогий, одной ногой в могиле, – таким его описывали. Время его не пощадило: пусть не по вине акар, раши и прочей нечисти, но городские ресурсы были на исходе.
То, о чем в Клерии предпочитали молчать, здесь раскрылось во всей красе. Туман был все ближе, вспышки гнили учащались, снабжение хирело. В годы Асаманского конфликта на нашу сторону гор хлынули с запада потоки беженцев из империи, лежавшей средь пустынь и барханов. Было их столько, что Бравника отказала в крове – и тогда целый род монархов и воителей погряз в распрях. Местные земли так и не оправились от убийств и междоусобиц под покровом вспухающего леса. Заросли стали безмолвным напоминанием о неминуемом. Они вились, сплетались в ком, как бы в попытке сбежать от грядущего рока.
До чего стало горько. Мы, люди, обречены, а зачем-то сажаем на шею акарских отщепенцев!
И вот показался Малотень. Грудились кучками скромные домишки, высилась солидного размера церковь – вот только город был разгромлен.
Над куцыми халупами курился дым, у многих провалилась соломенная крыша, обуглились стены. Жаркий ветер гонял по земле прах, пронося сквозь наши ряды смрад паленого мяса.
– Виктор, – незамедлительно окликнула я. Заместитель послушно подошел. – Выдели людей, пусть разнесут нуждающимся все необходимое. Спусти обозы, узнай, есть ли раненые. Главное – быстро и четко.
– Есть, командир. – Он моментально стал рассыпать приказания, спускаясь в город.
Со спины ко мне приблизились Говард и Стаменс.
– Как считаете, акары? – спросил первый.
– Ну а кто? – фыркнула я.
– Сомневаюсь. Зачем акарам разорять такую дыру? Что они выиграют? – возражал Стаменс.
– Будто акарам нужна причина. Они доведены до отчаяния и голодают.
Мой конь просеменил под гору. Остальные всадники спустились следом. У границы селения я приказала спешиться и разгрузиться, а затем до дальнейших указаний предлагать помощь всем пострадавшим.
Раненых оказалось много – в том числе смертельно. Густо воняло горелой плотью. Запах въелся во все, как сигарный дым в язык пьяницы.
По всему городку приглушенно, заунывно кашляли. Много кто был перемотан бинтами. Один, с подвешенной перебитой рукой, следил за мной левым глазом, а правый скрывала повязка наискось через лицо. Во взгляде его была мертвецкая пустота. Несчастный и словом не расщедрился, когда мы приблизились. Его кровь напитала марлю гадким пятном, и казалось, что он следит за нами красной демонической сферой.
Вскоре меня нашел Говард.
– Виктор организует выдачу провианта и налаживает порядок.
– Кто разграбил город?
– Шайка оборванцев‑налетчиков. Видимо, почва истощается и урожая почти не дает.
Я прикусила губу. Местные доведены до крайности. Не за горами окончательный крах. Как Вороний город смеет кормить и одевать обрекшую нас на эти муки заразу, когда здесь люди умирают голодной смертью?!
– А наши адресаты?
– Пока не объявились.
Тут возле меня возник Стаменс.
– Есть проблема.
Он проводил меня к церкви. С западного бока шиферная крыша обвалилась, а под ней было сплошное пепелище.
С порога меня обдало волной удушливого жара и зловонием умирающих.
Слышался громкий кашель. Им как будто переговаривались с соседями и приветствовали близкую смерть, чествовали серенадой приближение Анку на его повозке.
– Пока церковь забита людьми, демона нельзя здесь оставлять.
Я прикинула возможности.
– Где настоятель?
– Я здесь. Аббат Тилберт.
На его бурой рясе едва различимо багровело большое пятно, покрытое вдобавок разноцветными брызгами. Брызгами чего – не знаю и не желаю знать.
– Я капитан Нора. Как вы знаете, нам поручено кое-что забрать.
Аббат, было видно, с трудом держался на ногах. Упасть ему не позволяло чрезвычайное положение.
– Прошу простить, капитан, но сами видите, что вы не вовремя, – вздохнул он то ли устало, то ли с досадой.
– Неужели это все раненые? – недоумевала я.
– Отнюдь. Есть и больные гнилью.