Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов

А самое лучшее – это дождь. Они тогда все попрячутся в будках, случайных два-три человека только и встретишь. Вот тут и даешь газ – за милую душу мчишься, аж сердце ноет. Или бывает и так: подкатишь к Киеву утром и весь день в лесу спишь, а как ночь, так и завел. Главное – центры проскочить, потому что Гомель – это как наш Скабаристан, там таких цепких уже нету, их всегда можно проскочить.

А вообще-то меня на работе уважали, я даже к «Герою» был представлен, да ушел из гаража, поругался с главным, плюнул на все. Они потом нервничали, четыре раза ездили ко мне, умоляли. Только я уже ни в какую, решил – и баста. Такой характер.

Я один раз на Донбассе картошку возил, не возвращался в Питер. 2200 заработал. Приехал в Ленинград, взял нескольких ребят – и, не моясь, в ресторан на Московском. Потом глаза открываю, а денег нет, украли. Ну не будешь же про левые деньги заявлять, смолчал.

– И кто же это мог?

– Я знаю. Друг мой. Мы и сейчас встречаемся. Я, когда обидно бывает, ему скажу: «Толик, это ты взял». А он рукой махнет: «Будет тебе, Гриня».

Да бог с ним, не докажешь, а все же товарищ.

11.11.71. 150 лет Достоевского… Сегодня у стенда какой-то потрепанный человек сказал мне, что тридцать лет назад Молотов[979] писал о Достоевском: «Его читать – это как жевать солому, закусывая сеном»[980].

2.12.71. О «положительно прекрасном современном герое». Он может быть лишь человеком определенной профессии – или врач, подозреваю – учитель, м. б., из искусства. Но лучше всего и общечеловечнее – врач. Тут и убежденность его, и отрешенность, и некоторую юродивость можно простить. Такой у меня Кулябкин[981]… Не сделать бы его сладким только. Тогда конец.

26.2.72. Сюжет: дочь Дантеса… – Леонтия-Шарлотта – умерла в 1888 году… Сошла с ума на почве убийства. Сумасшествие – разделение тела: Пушкин – Дантес. В ней было и то и другое[982].

9.3.72. Вдруг, читая, подумал, что каждое наблюдение Чехова (из его записных книжек) может стать моим рассказом. Это же целая цепь чеховских сюжетов, но современных, сегодняшних, пропущенных через меня.

И еще сюжет. Человек новой формации вырывается в ученые, в профессора, в горком, а сам и среда остаются прежними… Но м. б. и мещанин-профессор, скобарь новой формации, и люди вокруг него – деревня, и ему с ними отлично.

1.4.72. Личность, не имеющая ценности в объективном ходе истории, – это наиболее обидный тезис марксизма. А личность все же протестует! И это во всем. Теория винтиков распалась. Актер играет личность, которую не всунешь в законы. Литература стремится к нонконформизму.

Человеческое «я» берет свое. Кстати, против этого восставали эсеры (Мережковский. «Бог или бес»), когда хотели террором повернуть историю.

21.4.72. Интересная вещь: Гершензон[983] в «Вехах»[984] пишет о расколе подлинного «я» у русского интеллигента… А теперь «я» все же берет верх. Русский человек вновь становится крестьянином (собственные дачи у рабочих, собственнические инстинкты сильнее). Общественного сознания не остается, а те, у кого оно осталось, чаще выглядят простофилями или дурачками.

24.4.72. Заболела мама… У меня ощущение, что стоит моим литературным делам чуточку улучшиться, как мои близкие заболевают.

…После дежурства:

– Я какая-то млёвая.

Сюжет повести о женщине, которой 35 лет, после смерти матери остается одна. Она пугается одиночества и начинает понимать, что наука, которой она занималась, – чушь. Главное – в личном.

Она бросается к своему поклоннику, милому доброму шлимазлу[985], который ее много лет назад любил, и прямо говорит ему о желании иметь от него ребенка.

Он отказывается (просит сначала подумать). А потом: «Нет. Я не могу так».

Жуткое одиночество должно быть в этом рассказе.

…24-летняя красавица, мечтающая об удаче.

– Неужели, С. Б., вы не поняли, какого человека я жду? Это должен быть человек, похожий на вас. Он должен мне дать многое.

– Гена Николаев, – сказал я, – по-моему, человек перспективный. Его можно «сделать», он хочет вырваться.

– Нет, нет, нет, – сказала она с ужасом, – все не то.

3.5.72. Болеет мама, инфаркт. Вот это последнее звено моего предшествующего «я». Ночью почувствовал, как могу быть одинок.

4.5.72. Сюжет. Летний пионерский лагерь. Вожатый – прекрасный парень (или девушка!). Лилипут, которого родители отправляют в лагерь как школьника первого класса, а ему 18 лет. Он чем-то отличается от детей – не так бегает, не то говорит. Он влюблен (м. б., в пионервожатую?). И вот она (он) понимают, что это лилипут. И он стесняется себя, роста своего. Она переубеждает, вселяет в него уверенность, ставит во главе отряда. И авторитет его таков, что его начинают слушаться ребята. Он ведет парад, он – счастлив.

Это рассказ о раскрепощении человека.

Сюжет: артист цирка дрессирует обезьянку, делает ее человеком, и когда она умирает, по-человечески страдая, как обычная больная, ожидая доктора, он понимает, что несчастных стало двое: и он, и обезьяна. Он, артист, отнял у животного его единственное преимущество – легкую смерть.