Одиночество контактного человека. Дневники 1953–1998 годов

…В порт вошел шведский пароход, груженный вином. Хотели споить команду и задержать эвакуацию флота.

Приказ: утопить вино.

Революционные матросы выбрасывали бутылки за борт.

12.2.73. Очень нервничаю, что снижаюсь как писатель. В последнее время не написал ни одного серьезного рассказа. Пьеса пока еще ниже моих малых вещей.

А возможностей заработка стало больше. Кто думал, что теперь вопрос «как сохраниться» станет острее, чем раньше.

13.3.73. Сюжет. Был мужчина и была женщина. Занимались одним делом. Она – личность, он – нет. Она поднимает его. Это его угнетает. Находит бездуховную, красивую (вместо некрасивой и духовной) и сам обнаруживает пустоту. Летит вниз по наклонной. Спохватывается, пытается что-то сделать, работа неудачна… или не так удачна, как раньше.

16.7.73. Романом я недоволен. От толчков и сжатий «Октября» многое пострадало. Эклектика коснулась стиля, местами дурацкое многословие. Но кое-что уцелело, и сие отрадно.

25.7.73. Сюжеты.

1. Человек любит семью, едет в командировку, встречает женщину, влюбляется – и страдает. Нужно возвращаться.

2. Человек пришел делать предложение, разговаривает с матерью невесты и вдруг понимает, что умрет в одиночестве. Не жениться он уже не может.

3. Главный конфликт – человек-собственник и человек-антисобственник. Накопитель – и расточитель. Муж и жена. И вообще, как ломается, поддается давлению положительный характер в семье.

27.7.73. 6 лет как умер папа. 6 лет! Какое быстрое приближение к встрече!

…Мальчик 7 лет на улице:

– Все атеисты на борьбу с божьими коровками!

16.8.73. Увеличение интереса к науке (ее примат) идет в период снижения роли искусства. Свято место пусто не бывает. Молодежь бросилась в гуманитарии. А там тот же холод, попытка все понять сантиметром, а не чувством. И снова растут «ученые», а не «артисты», не художники. Бабочки разбиваются о стекло, обжигаются и падают на пол – сейчас вижу это в комнате, где пишу.

Усть-Нарва, ночь.

22.8.73. Вчера потрясение – чуть не сгорел в «Октябре» роман. Что-то вырезали – боюсь, самое сильное… Это будет ужасно. Роман перестанет существовать вообще…

Вот трагедия писателя. Что-то уже сделано – вероломно, без предупреждения, – и человек не может даже возразить!

5.9.73. Ужас Москвы – в журнале порезана, а вернее – изрезана моя вещь – кровь из нее так и хлещет. Что осталось – не ведаю.

5.10.73. Приехал из Москвы, привез роман, который теперь – повесть, или – еще вернее – киноповесть. Не мог читать. Более ста страниц вылетело. Как может еще дышать живая жизнь вещи. И это называется – журнальный вариант. А еще вернее – вариант, который должен существовать с резецированным[991] желудком, кишечником, легкими и пр.

И все же это благо! Да, и так, в таком виде, я молюсь Богу, что он дал мне возможность хоть плохо, хоть слабым голосом намекнуть на бытующее у нас.

11.10.73. Сюжет. Девушка-активистка остается вдвоем с дедом. Дед умирает. Девушка одалживает деньги у всех своих знакомых, хоронит деда. Ничего не сообщает родителям, которые отдыхают на юге. «Зачем портить им отдых», – говорит она[992].

5.11.73. Кажется, приблизился после жутких духовных колебаний к своему медицинскому финалу – завтра я подаю заявление об уходе. Иду радостный, успокоенный. Неужели конец?

Был на кладбище и опять говорил с папой. Четкое – уходи. А раньше – нет, не стоит, или – как хочешь…

Конец! Конец! Ура – я свободен. С завтрашнего дня свободен!

21.11.73. А Кочетов застрелился. Саркома бедра[993]. 25.10. Идашкин[994] продлил срок хранения его пистолета. Сильный человек. Он и мир видел двумя цветами – черное и белое. Белое – его друзья, черные – все остальные.

Это отражалось не только в его литературе, но и в его журнале. То, что стало с «Абсолютным слухом», этому подтверждение.

7.12.74. Сюжет рассказа. Родители принимают друга, говорят с ним, любят его, пьют за его успех, но за спиной – ненависть.

Девочка дружит с девочкой, которая пишет стихи. Учит их наизусть. Читает родителям. А потом порет свою куклу.

2.1.74. Новый год! Еще один – для меня сорок четвертый. Какая-то страшная приближающаяся цифра – пятьдесят. Рядом – тридцать, даже меньше – двадцать шесть. Вот только недавно был институт, потом работа в порту, потом санэпидемстанция – помню и радистов, и погрузчиков зерна, и какие-то магазины, которые обследовал, и разное, разное… Только писать лень, а в голове плывет, плывет время… А потом наука в больнице Ленина, на неотложной, бригада… и вот мой финал врача. 1973 год – это для меня год исторический, я ушел из медицины.

5 ноября было последнее дежурство, а 6-го два человека с водкой и шампанским пришли ко мне отметить мой финал – фельдшер и врач.

И больно где-то внутри, и пора было с этим кончать.

Папа, папа, что бы ты сказал мне теперь?!

…Страдаю за роман все время. Вещь не состоялась – жуть, какие-то глухие палачи в «Октябре». Как можно было так насиловать и кровавить рукопись.

Задумаюсь – и страшно. Произошло страшное насилие.